Аристотель блефовал, как в покере. Имея на руках слабую комбинацию карт, он все-таки выиграл – Ганнибал рассказал все!
Глава вторая. Чужой среди своих, свой среди чужих
– Начиналось все, как это обычно бывает в любой спецслужбе, – довольно буднично, – даже не пытаясь скрыть своего волнения, произнес Ганнибал. – Моего отца – Ганнибала Сесе Секо Куку ва за Банга, наследного принца императора Чада, – разрабатывала в целях вербовки советская резидентура, действовавшая с позиций посольства СССР в Нджамене, столице империи. Одновременно за моим отцом неотступно следовали «охотники за головами» из Сикрет Интеллидженс Сервис. Словом, началось «перетягивание каната». С одной стороны моего отца обрабатывали «кукловоды» – агентуристы – из СИС, с другой – советские офицеры-вербовщики. Чаша весов склонялась в пользу советских разведчиков, что, разумеется, приводило в бешенство англичан. А тут еще моему отцу вздумалось съездить в Москву на Международный фестиваль молодежи и студентов, где он познакомился и влюбился в мою маму. Они провели пару ночей в посольской резиденции отца, после его отъезда переписывались, потом родился я. Узнав об этом, англичане предположили, что принц, то есть мой отец, угодил в «медовую ловушку», устроенную Комитетом госбезопасности, и с помощью моей мамы был завербован. Что совершенно не соответствовало действительности, потому что между ними вспыхнула настоящая любовь. Но кому это докажешь, да и кто в это поверит? Маму через некоторое время исключили из ВЛКСМ и уволили из райкома комсомола, где она работала секретарем по идеологии, с формулировкой «за связь с буржуазным элементом и утрату политической бдительности». А англичане, по-моему, решили так: «Вы, русские, рано празднуете триумф – принц не достанется ни нам ни вам!»
Моего отца убили, а дело представили таким образом, будто он подавился малой берцовой костью во время ритуала поедания своего врага – человека из другого племени. Но я никогда не поверю, что мой отец баловался каннибализмом, хотя бы потому, что его воспитателями были гувернеры из Франции и Англии. Вот сын властелина Центрально-Африканской империи, Антуан Бокасса, тот – да. Недели не мог прожить без того, чтобы не съесть какую-нибудь из своих многочисленных подружек. Я с ним на этой почве и расстался. Но об этом как-нибудь потом!
– А откуда тебе известны подробности убийства твоего отца? – спокойно спросил Аристотель.
– Дело агентурной разработки, которое вели советские разведчики из чадской резидентуры, мне однажды дал полистать Казаченко. Он тогда был старшим опером и носил погоны подполковника. Из дела я узнал многое: и о жизни моего отца, и об обстоятельствах его гибели, и, наконец, имена лиц, причастных к его смерти…
– А зачем Казаченко дал тебе ознакомиться с делом?
– Не знаю… Может быть, хотел таким образом завоевать мою симпатию… Нет, не знаю…
– Ладно, оставим это на совести Казаченко, продолжай!
– Дело в том, что тогда в Москве находился некто Джон Вуд, один из убийц моего отца, кадровый офицер СИС. Я сидел «на прослушке» – контролировал его встречу с особо ценным агентом – и собственными ушами слышал его признание в том, что именно он убил моего отца, проткнув ему горло костью. Когда англичанин прибыл в Шереметьево-2, чтобы улететь на родину, я уже поджидал его и сделал то же самое, что он совершил с моим отцом, – проткнул ему голову коровьей костью. Ну вот, пожалуй, и все…
– Да нет же, Ганнибал, не все! Ты так и не ответил на мой вопрос – откуда у тебя настоящий французский паспорт?
– Это – совсем другая история…
– После того как я совершил акт возмездия над убийцей моего отца, первая мысль, которая пришла мне в голову, была: «Бежать! Бежать куда бы то ни было, где меня никто не сможет найти». Вторая мысль была еще более безрассудной – я должен найти свою смерть, ведь я подвел своих товарищей, и в первую голову генерала Карпова, к которому я, без всякого преувеличения, питал сыновнии чувства. Своей смертью я должен был искупить свою вину перед ним, коллегами, да и вообще перед всей ФСБ, которую я опозорил, поддавшись чувству мести за безвинно убиенного отца…
Я заехал домой, взял деньги, переоделся в камуфляжную форму, попрощался с матушкой и, сказав, что убываю в долгосрочную командировку, рванул в аэропорт. Там я взял билет на Тирасполь – тогда еще местный аэропорт принимал самолеты отовсюду, – а затем перебрался в Бендеры, где провоевал почти полгода. Потом на меня вдруг снизошло прозрение: «За что я сражаюсь? За то, чтобы Игорь Смирнов, зараженный вирусом тщеславия партийный номенклатурщик, стал во главе псевдогосударства? Увольте! Я дурак, но еще не до такой степени, чтобы какому-то властолюбцу своими костьми устилать дорожку к трону и жертвовать собой ради его прихоти стать самодержцем псевдореспублики».