Сага о Тимофееве

– В том-то и дело, что нет! Они настолько просты в конструкции, что там нечему ломаться. Да и починить их, простите за вульгаризм, проще пареной репы. Достойно удивления, что принципы темпонавтики не были открыты еще в вашем веке. Впрочем, в этом я вижу добрый знак: ближе всех к их открытию подошли вы с вашим темпороскопом, но, как выяснится в ближайшие дни, вовремя остановились.

– Вы разглашаете мне мое же будущее, – запротестовал Тимофеев, – и тем самым нарушаете Кодекс. Я еще ничего для себя не решил!

– Решили, – сказал Тахион убежденно. – По глазам вижу. Но не то, чего мы столь опасались.

– А вы не пробовали повторить маршрут Вики? Вдруг там есть какое-нибудь временное завихрение, губительное для темпонавтов?

– Глупости, сударь, изволите говорить! – отрезал Тахион, от волнения сбиваясь на старосветский. – Мы ныряли в прошлое до самых трилобитов и много далее-с! А уж шестой век прочесали со всевозможным усердием, будьте покойны-с!

В этот момент в дверь грубо забухали чем-то увесистым.

– Странно, – произнес Тахион. – Разве заперто? Помнится мне, я не встретил особых препятствий.

– У вас были добрые намерения, – пояснил Тимофеев. – А у этого гражданина, видимо, не очень… У меня в двери детектор биотоков.

– А, понятно, – сказал Тахион без особой уверенности.

Тимофеев пошел открывать. Едва только щелкнул замок, как дверь настежь распахнулась, чудом не смазав хозяина по носу. Запахло тяжелым перегаром и ржавчиной. Тимофеев попятился.

В комнату ввалился огромный, широкий, как лещ, слесарь-сантехник в грязной спецодежде, влача короб с инструментом в одной руке и заляпанную коррозией трубу в другой. Он пыхнул в лицо Тимофееву из папиросного окурка и просипел, глядя в потолок:

– Стояк я тебе перекрою, потому как на нижних протекаешь, а на верхних паришь. Чинить после праздников зайду. Чтоб дома был, а не то…

– Тут какая-то ошибка, – пролепетал деморализованный Тимофеев, – я ни на кого не протекаю, можете проверить…

– Сам пойди проверь, – буркнул слесарь. – Я зря не болтаю.

Тимофеев беспомощно оглянулся на Тахиона. Тот сидел в непринужденной позе, лицом прямо-таки излучая противоестественное удовольствие от происходящего.

– Что же мне делать?.. – захлопотал Тимофеев. – Может быть, есть какая-то возможность договориться?..

– Пятерик, – заявил пришелец, равнодушно исследуя интерьер. – Или флакон на бочку.

– Антей, друг мой, – внезапно вмешался Тахион. – Вы несколько перехлестываете. Подобные типажи для данного периода времени уже нехарактерны.

– Простите, коллега Тахион, – фальшивый слесарь мгновенно увял. – Но я отбыл следом за вами по личному распоряжению директора. Так сказать, для подстраховки.

– Возвращайтесь, коллега Антей, – сказал Тахион. – Все в порядке, пусть ваше сердце успокоится. Я мигом за вами.

– Ну и славно, – с облегчением произнес Антей, бодро вскинул трубу на плечо и, подмигнув оторопевшему Тимофееву, двинулся прочь.

– Теперь вы видите, что вам угрожало? – осведомился Тахион. – Поверьте, мы относимся к своим обязанностям со всей ответственностью.

Тимофеев покрутил головой, стараясь выкинуть из головы страшное видение. Затем тщательно затворил дверь и вернулся к столу.

– Так что же? – спросил он. – Мы никак не можем спасти Вику?

– Но я же объяснял вам… – терпеливым учительским голосом начал Тахион.

И тут снова хлопнула дверь…

9. Отчего хлопнула дверь

Оттого, что сначала вошел Николай Фомин, мрачный, будто грозовая туча, а следом – девушка Света с расписным чайничком для заварки и чистой чашкой для Фомина. Поскольку ее руки были заняты, она затворила дверь пяткой.

– У вас горел свет, – сказал Фомин угрюмо. – Я подумал, что ты еще не спишь. Не могу я сейчас один.

Он коротко кивнул слегка привставшему Тахиону и сел на угол дивана, очевидно, не опознав в блестящем аристократе безобразного лодыря и краснобая со стройплощадки.

– Познакомьтесь, – сказал Тимофеев. – Мосье Тахион прибыл к нам из тридцатого века…

– Да ведь мы уже знакомы, – с благожелательной улыбкой произнес Тахион.

И Николай Фомин стал стремительно, безудержно меняться прямо на глазах.

Из поникшего неудачника, забаррикадировавшегося от внешних раздражителей за собственными переживаниями, он обратился в настороженного скептика, что с напускным недоверием прислушивается к словам, в которые ему так хочется верить. Но и в этой ипостаси Фомин задержался какие-то секунды. Он не мог не верить в забрезживший где-то в немыслимой дали слабый проблеск надежды. Потому что сейчас он был в таком душевном состоянии, когда люди готовы поверить во что угодно, только не в безысходность.

Он взвился, едва не выбив чашку с чаем из рук подошедшей Светы.

– Тимофеич! – прохрипел он. – Удалось?!

– Я слов на ветер не бросаю, – не без гордости промолвил Тимофеев.

Фомин подскочил к опешившему Тахиону и сгреб его за атласные лацканы.

– Где она? – спросил он горячечным шепотом. – Ведь ее же нет в вашем времени! Я чувствую это! Иначе Витькин прибор нашел бы ее…

– Николай, успокойся! – заволновался Тимофеев. – Возьми себя в руки, что ты, в самом деле?