В ряде случаев автор отступает от стандартных фраз и изъясняется более пространно. Так, по поводу убийства девятерых шведских хёвдингов, произошедшего во время свадьбы шведского конунга Эйрика Победоносного и дочери норвежского ярла Хакона, говорится: «Некоторые люди считают
, что [сделано это было] по совету ярла Хакона (Þessi rad kenna sumer menn Hakoni jarli), а некоторые говорят (enn sumer segia), что он сам присутствовал при том убийстве»[324]. При обсуждении вопроса о генеалогии Ингвара сказано: «Но мы знаем о том, что некоторые сказители саг говорят (nockrer sagnamenn seigia), что Ингвар был сыном Энунда Олавссона, потому что им кажется, будто ему прибудет чести, если его назовут сыном конунга. […] А случается, что некоторые люди спрашивают (enn nu af sumum monnum spurt), чтó указывает на то, что Ингвар не был сыном Энунда Олавссона…»[325].Нередко автор излагает мысли других людей, подразумевая, что ему о них стало известно: «Драконы съели мертвое тело конунга и его дочерей, но некоторые люди думают
(sumer menn ætla), что они сделались драконами»[326]; «Мы наверняка не можем сказать, где пристали остальные корабли, потому что люди думают (menn hygja), что большинство из них погибло»[327]. В Эпилоге же высказывания простых людей противопоставляется мнению «мудрых»: «Так говорят некоторые люди (Suo segia sumer menn), что Ингвар и его люди плыли две недели и не видели ничего, если только не зажигали свечу, потому что высокие берега смыкались над рекой, и было так, как если бы они находились в пещере все эти полмесяца. Но мудрые люди считают (Enn uitrum monnum þiker), что так не могло быть, если только река не текла по таким [узким] ущельям, что их вершины смыкались, или если леса не были так высоки, что они соприкасались там, где были ущелья. Но хотя это и возможно, все же это не могло быть правдой»[328].Еще более существенным доводом автора, однако, в ряду других попыток обосновать достоверность повествования, заметно утрачивающим свою значимость, является упоминание в Эпилоге
саги нескольких информантов Одда Мудрого – священника Ислейва, Глума Торгейрссона (по другой рукописи – Торгильссона) и некоего Торира, услышавшего сагу об Ингваре в Швеции[329]. В этой ссылке примечательно не только перечисление имен, но и явное стремление автора обратить внимание аудитории на продолжительность бытования рассказов о походе (по меньшей мере, на протяжении нескольких поколений) и их распространенность как в самой Исландии, так и в Швеции.Наконец, следует отметить, что автор не ограничивается лишь ссылками на высказывания других людей. Он наделяет функцией информанта одного из ближайших друзей Ингвара – исландца Кетиля, по прозвищу Гардакетиль, который был свидетелем всех тех событий, которые описаны в саге. Он вернулся в Швецию после гибели Ингвара, чтобы сообщить его родственникам о произошедшем, а затем сопроводить сына Ингвара Свейна по маршруту его отца. Неслучайно, переходя к рассказу о Свейне, автор замечает: «Там в походе с ним находится Гардакетиль, [который
] и расскажет дальше (ok skal leid segia)»[330]. Герой вместе со Свейном благополучно возвращается в Свитьод и из этой поездки (которая была не менее чем третьей по счету за его жизнь). Через некоторое время, решив проведать свое новообретенное государство, как свидетельствует сага, «уплывает Свейн из Свитьода. Но Кетиль остался там, и ему довелось слышать, как говорили, что Свейн пробыл в Гардах зиму и весной начал собираться в путь, а в середине лета отплыл из Гардарики, и последнее, что узнали люди о нем, было то, что он поплыл по реке. А Кетиль отправился в Исландию к своим родичам и осел там, и первым рассказал об этом» (ok sagde firstur fra þessu)[331]. Функция этого персонажа в сюжете прозрачна: он необходим автору как очевидец событий для обоснования историчности повествования. Он свидетель событий и информант автора. И в связи с этой функциональной заданностью образа едва ли целесообразно искать его исторический прототип или делать выводы о том, что он мог быть скальдом при Ингваре, подобным скальдам Олава Трюггвасона[332]. Это, без сомнения, вымышленный персонаж, который был почерпнут автором саги из другого сочинения – «Пряди об Эймунде»[333].