Сага об исландцах

В-шестых, многократно выраженную в «Саге об Исландцах», в том числе, в сцене снов Йорейд, ностальгию по героической эпохе и утраченной свободе, равно как и звучащие в глоссах сетования по поводу падения нравов и упадка страны, естественно ждать от человека поколения Стурлы, который сам активно участвовал в борьбе, чем от компилятора «Саги о Стурлунгах», карьера которого развивалась уже в колониальной Исландии.

Разумеется, приведенные аргументы не доказывают окончательно, что все обсуждавшиеся места «Саги об Исландцах» были в протографе. Они показывают лишь, что гипотезы о позднейшем происхождении этих мест гораздо менее вероятны. Любой серьезный текстолог согласится, что мы понесли невосполнимый урон, лишившись первоначальной версии великого произведения, и никакие, даже самые остроумные реконструкции не восполнят этой утраты. Как специалистам, так и рядовым читателям было бы крайне важно знать, как именно работал великий историк и скальд, в каком состоянии он оставил текст саги и намеревался ли вернуться к нему в дальнейшем, подобно тому как ранее поступил с другим своим произведением «Сагой о Хаконе Старом». Одни главы производят впечатление сухого конспекта, другие развернуты в обширные драматические сцены, ср. рассказы о смерти Эйольва сына Кара (гл. 44), налете на Овечью Гору (гл. 71), обороне и смерти сыновей Торвальда (гл. 84 — 85), убийстве Кальва сына Гутторма (гл. 96), Походе к Озеру Пересмешника (гл. 129), встрече на мосту через Белую Реку (гл. 157), казни Торда сына Андреаса (гл. 200), не говоря уже о кульминационных эпизодах, связанных со смертью епископа Гудмунда, Битвой на Дворе Эрлюга и Сожжением на Мошкарном Болоте. Эти и другие сцены сделали бы честь любой родовой саге: не исключено, что они действительно повлияли на многие любимые читателями эпизоды родовых саг, записанных позже[97]. В свою очередь на стиль Стурлы влияли известные ему родовые саги, хотя текстуальные сближения «Саги об Исландцах» с доступными нам версиями родовых саг не доказывают, что эти саги существовали в письменном виде к началу 1280-х гг.

Применительно к большинству пространных сцен саги вероятность того, что они были сильно расширены переписчиками, мала. Составитель «Саги о Стурлунгах» не расширял, а сокращал источники, и сжатость изложения в некоторых местах является результатом правки или порчи текста: больше всего оснований подозревать это, как отмечалось выше, дают гл. 158-162, 189, 193-198. Наивно думать, что любому краткому упоминанию в «Саге об Исландцах» в протографе соответствовала большая сцена, но иногда такую возможность исключить нельзя. К сожалению, протограф самой «Саги о Стурлунгах» давно утрачен, и проверка затруднена.

Укажем на один спорный момент в гл. 195. Большинство списков «Саги о Стурлунгах» дает краткую версию эпизода 1259 г. в нескольких фразах сообщается о том, что гонец по имени Краки замешкался, был схвачен людьми ярла Гицура и выдал своих хозяев; у него изъяли письмо с предложением вступить в заговор против ярла. В одной из двух главных рукописей «Саги о Стурлунгах» (Reykjarfjar?arbok АМ 122b fol., XIV в.) рядовое событие развернуто в сцену со столкновением личностей. Гонца — его зовут здесь Крак, задерживают и подвергают пытке, выпоров до полусмерти. При обыске письма не обнаружили, и все, кроме ярла Гицура, поверили в невиновность гонца. Тем не менее ярл отпускает Крака, но перед отъездом тот добровольно (sic) достает письмо из тайника и отдает в руки Гицура. Неясно, за счет чего возникло такое расхождение. Рассказчик Reykjarfjar?arbok мог сохранить первоначальный вариант, не вошедший в протограф «Саги о Стурлунгах»: тогда мы имеем дело с сокращением эпизода Тордом. Но он мог также по собственному почину расширить его, опираясь на устную традицию.