Угри продолжали упрямиться и портить ученым жизнь и другими способами. Хотя ученым удалось заставить их есть — к тому же со временем диета совершенствовалась, так что некоторые особи доживали до стадии стеклянного угря, — большинство из них по-прежнему умирало всего через несколько дней. Только четыре процента новорожденных угрей прожили пятьдесят дней и один процент — сто дней. Количество тех, кто успевал вырасти и превратиться в стеклянных угрей, по-прежнему оставалось ничтожным.
Помимо этого, лабораторные угри вели себя иначе, чем обитающие в море. Пойманные для эксперимента самки производили в неволе значительно меньше икринок, чем на свободе. К тому же оказалось, что все угри, вылупившиеся в лаборатории, — самцы. Никто до конца не понимал, почему так получилось, но ученые начали делать стеклянным угрям инъекции эстрогена, чтобы таким искусственным путем создать самок. В 2010 году японским ученым впервые удалось замкнуть жизненный цикл угря, то есть получить икру и затем лептоцефалов от угрей, рожденных в лаборатории. Но в результате использования гормонов большинство потомства родилось с тяжелыми уродствами. «Ивовые листочки» выглядели совсем не так, как те, которых вылавливали в открытом море, у них были странно деформированные головы, да и плавали они с трудом. Казалось, угри отказываются передавать другим контроль над своим воспроизводством. Словно их существование — их глубоко личное дело.
И по сей день ученые работают над тем, чтобы найти методы — если они вообще имеются — для выращивания угря в неволе, что много значило бы не только для японской кухни, но и впоследствии для выживания угря по всему миру. И по сей день ученые очень далеки от своей цели. Но с новыми временами приходят новые методики, научные идеи и инновации, и для того, кто сегодня хочет поближе изучить угря, есть немало надежд и перспектив. Вероятно, вскоре будет придуман такой миниатюрный и легкий передатчик, что он запросто сможет проследовать с серебристым угрем до самого нерестилища в Саргассовом море. Возможно, тогда удастся с еще большей точностью указать точку на карте, где происходит нерест, а потом, отследив достаточное количество угрей, подтвердить или опровергнуть теорию о том, что существуют и другие их нерестилища. И тогда легче будет понять, что осложняет путь угря обратно к истокам. И даже, вероятно, что-то по этому поводу предпринять. Возможно, европейские и американские ученые, по примеру своих японских коллег, научатся оплодотворять икринки европейского и американского угря и помогать личинкам вылупляться в неволе. Может быть, эти искусственно выведенные угри выживут, вырастут достаточно большими и здоровыми, чтобы их можно было съесть. Или, само собой, чтобы быть выпущенными на свободу.
Оптимистично настроенный человек сказал бы, что это всего лишь вопрос времени. Если есть желание и достаточное количество времени, наука постепенно разрешит все загадки, ждущие решения. Вопрос об угре веками оставался открытым, но опыт показывает, что человек рано или поздно даст на него ответ. Дайте срок!
Беда в том, что для угря срок истекает.
Стать сумасшедшим
Помню бабушку на газоне, со склоненной головой и вытянутыми вперед руками. В руках у нее раздвоенная ветка, которую она отломила от стоящей тут же яблони. Впервые я увидел хождение с лозой.
Она медленно пошла по траве прочь от яблони, свернула налево, потом направо — осторожно, словно каждое движение было шагом в неизведанное. Взгляд у нее был отсутствующий, как если бы она забыла о нас, стоящих рядом и наблюдающих за ней.
Внезапно она остановилась, ее руки дрогнули и устремились вниз. Казалось, ветка тянула ее с огромной силой, рвалась, будто пытаясь вырваться из рук. Тут бабушка подняла глаза, рассмеялась и сказала: «Не могу этого объяснить. Она все делает сама. Я даже не шевелюсь».
Папа покачал головой, подошел к ней и положил одну руку на раздвоенную ветку. Так они и держали ее вместе, медленно двигаясь рядышком по кругу по траве, словно в странном замедленном танце, а вернувшись обратно на то же место, остановились, и руки бабушки снова потянуло вниз с огромной силой. Папа поднял глаза и тоже засмеялся, а ветка все продолжала рваться.
— Я с трудом могу ее удержать.
Когда он отпустил, бабушка замерла на месте. Держа перед собой ветку, она с удивлением рассматривала ее.
— Нет, я не могу этого объяснить. Но я это чувствую. Она как бы сама меня тянет.
— Ничего не понимаю, — пробормотал папа.
Однажды вечером у реки папа отставил ведро с рыболовными снастями и отломил от ивы раздвоенную ветку. Оборвав листья, он держал ее перед собой.
— Ну что, попробуем?