— О, золотые слова! — Пилумн с вызовом поиграл внушительными мышцами. — Вот тут уж будет всё без обмана. Будешь судьёй, Тарулас. Или слабо? — ехидно подмигнул он Руфусу.
— Чего там, давай... — буркнул бывший кормчий и поплевал в ладони. — Козявка...
— Посмотрим, — с мстительной радостью ответил ему Пилумн, опустившись на колени перед широкой скамьёй. — Ставлю панцирь и шлем против твоих двух ауреусов. Идёт?
— Это ржавое железо не стоит и пятой части названной суммы, — ворчливо заметил Руфус, располагаясь в такой же позе напротив. — Но я согласен. У меня есть знакомый старьёвщик, и его, надеюсь, не придётся долго уговаривать приобрести такой хлам. Правда, он скупает в основном битую посуду и прохудившиеся ночные горшки, но, думаю, выручит по старой дружбе.
— Поговори, пока в сознании... — мрачно пошутил Пилумн и сжал ладонь противника.
Руфус только крякнул в ответ и поставил свой локоть рядом с локтем отставного легионера.
— На счёт три, — предупредил их Тарулас, усаживаясь сбоку на казарменный дифр без спинки. — Раз... Два... Три!
Казалось, что два богатыря не расслышали слов лохага. Сцепив ладони, они в безмолвии и полной недвижимости пожирали друг друга глазами, округлившимися от искусственно подогреваемой ярости, этим известным способом выживания римских гладиаторов, для которых самая крепкая и верная дружба заканчивалась за решёткой цирковой арены — чтобы выжить самому, нужно убить и не важно кого. И только по участившемуся дыханию соперников да взбугрившимся мускулам, казалось, готовым прорвать кожу, можно было представить, каких титанических усилий стоило каждому из них такое с виду спокойное течение схватки.
Но вот поистине геркулесова сила Руфуса начала брать своё — медленно, с едва слышным хрустом, рука Пилумна начала клониться к скамье. Похоже было, что ещё немного и Руфус возьмёт верх. И тут случилось неожиданное: каким-то непостижимо быстрым, неуловимым движением отставной легионер вывернул кисть своей руки и с диким торжествующим воплем припечатал правицу Руфуса к отполированным доскам.
— Провалиться тебе в Тартар! — Руфус с тупым недоумением посмотрел на руку, сжимая-разжимая пальцы. — От этой казарменной еды я скоро стану слаб, как ребёнок, — пожаловался он смеющимся приятелям и достал кошелёк. — Держи... — бывший кормчий высыпал на скамью монеты и, обиженно ворча, поплёлся в угол.
— Да ладно тебе... — к торжествующему Пилумну вновь вернулось его обычное благодушное настроение. — Я всего лишь вернул свой проигрыш, — он коротко хохотнул. — С небольшой прибылью, скажем так. А поэтому приглашаю вас в харчевню отведать доброго вина.
— Хорошее предложение, — оживился Руфус и со вздохом сожаления сунул опустевший кошелёк в перемётную суму. — С раннего утра во рту словно в свинарнике, но тем вином, что нам выдают, можно разве что тараканов травить.
— Однако вчера вечером так тебе не казалось, — переодеваясь, насмешливо сказал Тарулас. — Ты вылакал и половину моей доли.
— Так то было вчера, — широко осклабился бывший кормчий, доставая новый плащ.
— И-хей! — возопил внезапно развеселившийся Пилумн. — Сегодня гуляем! И пропади оно все пропадом. Мне эта служба во где сидит, — красноречивым жестом показал на горло. — Как в болоте киснем. Сейчас бы с нашим бывшим легионом взять пару городов да сдобных молодок помять. А, брат? — он хлопнул по спине Таруласа. — Бывали деньки...
И в этот миг скрипучая дверь караульни отворилась, и на пороге появился один из подчинённых бывшего центуриона, плосколицый сармат-полукровка, кряжистый и кривоногий.
— Лохаг, к тебе... там... это... — обратился он к Таруласу, коверкая эллинскую речь. — Девишька.
— Девушка? — в недоумении переспросил его лохаг. — Что ей нужно?
— Гы-гы-гы... — заржал Пилумн. — То-то и оно, брат. Ты уже начал забывать, что девушкам от нас нужно. Веди её, узкоглазый, сюда. Да смотри, чтобы поменьше видели. Иди, иди, — подтолкнул он замешкавшегося аспургианина к выходу.
Тарулас меланхолично пожал плечами и поторопился натянуть кафтан. Пилумн, пригладив вихры, принял молодецкий вид, выставив вперёд левую ногу и положив правицу на рукоять меча. Только Руфус смешался и, закутавшись в плащ, выбрал самый тёмный угол.
Девушка была светловолоса, стройна и улыбчива. Приветливо кивнув Руфусу и Пилумну, она непринуждённо, будто знала его по меньшей мере добрый десяток лет, обратилась к Таруласу:
— Хайре, лохаг. Моя госпожа, несравненная Ксено, приглашает тебя и твоих друзей разделить с ней трапезу.
— В самый раз... — расплылся в улыбке Пилумн и лукаво подмигнул Руфусу, от смущения красному, как варёный рак.
— Мы благодарим твою госпожу за её доброту, — лохаг строго посмотрел на развеселившегося Пилумна. — Но я не думаю, что такие неприметные личности, как воины полуварварской хилии, могут усладить взор первой красавицы Пантикапея. Передай ей от нас низкий поклон и наши лучшие пожелания. К тому же мы сейчас должны проводить учебные поединки.