Сайгонский блюз

эта сила швыряла навзничь

к алтарям их исповедален.

Мне шептали – сплошным потоком —

одиночество… страх… потери…

как судьба, чужая жестокость

нас фатально вела в постели,

эти беды, боли, печали

на кого-то выплеснуть надо!

Телефон мой звенит ночами —

так врача вызывают на дом.

Как ты вскинешься мне навстречу!

но в финале страстных порывов

лишь горячий комочек речи

будет биться в плечо надрывно,

и тогда совершится чудо —

заслоняя прошлое, встанет

близость душ, бесконечно чуждых —

отгорит и к утру растает.

Я уеду. Звонков не будет.

Всё рассказано с первой встречи.

Ты с утра вдохнёшь полной грудью,

улыбнёшься – и станет легче.

Распахнись навстречу апрелю!

Хлынет в окна ветер весенний.

Буду ждать телефонной трели —

срочный вызов службы спасенья.

Сестрёнка

Я ходил – круги под глазами,

позабыв про сны и желанья,

безнадёжно, фатально занят,

переполнен людьми, делами,

был забит под завязку, словно

календарный листочек в мае,

а теперь подбираю слово —

кем ты стала мне. Понимаешь?

Был я полон и скомпонован,

лишней ты была и осталась.

Без тебя затоскую снова —

только этого не хватало!

Сколько женщин я опекаю,

сколько женщин меня ласкают —

ну на что мне ещё – такая!

ну за что мне ещё – такая!

Разве что-то мне было чуждо?

водка – даже с доставкой на дом,

моя девушка – просто чудо,

ну чего же ещё мне надо?!

полнота оказалась ложной —

нечем новые связи мерить,

объяснить это очень сложно —

не поймут или не поверят.

Улыбнёшься ты, скажешь – зря я…

А как страшно порой, ты знаешь,

что сестрёнку вдруг потеряю!

будь хоть трижды ты неродная.

Сколько женщин с собой таскаю,

своим прихотям потакая —

ну на что мне ещё – такая!

ну за что мне ещё – такая!

Вокзал

След улыбки парадной

тревожная горечь смывает,

бьётся нервная радость

последних минут расставанья,

бьётся смех невпопад,

и в словах ошалелая лёгкость —

я уже запропал,

затерялся далёко-далёко…

Сколько мы расставались

в заплёванных залах вокзалов!

ты всегда оставалась,

а я уезжал,

и казалось,

забывался надрывным и тёмным весельем

пейзажей, уныло-привычных,

фонари на перронах висели

желтками протухших яичниц,

а соседи, спеша,

потрошили пакеты и сетки,

на пол соль рассыпая, кроша

чёрный хлеб на салфетки,

доставали бутылки, ножи,

чтоб на миг не остаться без дела,

чтоб скорей устаканилась жизнь

в своих новых пределах.

Но сегодня погода

на вкус – как окурок потухший,

опустевшего города

стены

придавлены небом набухшим,

изменились значенья

прощальных простых ритуалов —

ты забылась в кочевьях,

а я

растворился в людских колыханьях усталых.

Безъязык, одинок,

затерялся в толпе сиротливо,

разномастицей ног

город хлюпает в лужах сопливо,

упиваюсь щемящим и горьким прозреньем,

своей пустотой и потерей,

злые птицы, свинцовым шурша опереньем,

к помойке родной полетели,

в человечий поток

уценённые маски раздали,

солнца грязный желток

на асфальтовом небе раздавлен.

Бесполезно стучаться

в отринувший мир, запирающий двери.

Но дай бог тебе солнца и счастья,

высокого неба,

безоблачной веры.

Куранты

Да здравствуют Советы!

Тепло от их заботы!

Кричу я во весь голос —

Они дают свободу!

Свободны мы, как ветры!

Свободы выше горла!

В какой ещё системе

нам дали б столько света

задаром?!

Да здравствуют Советы!

Мы им ответим тем же!!

– Фанфары!!!

И Партия родная,

ни дня не отдыхая,

жизнь нашу украшает!

Она у нас такая —

она у нас всё знает

и всё за нас решает!

В какой бы мы системе

свободными, как птицы,

летали?!!

Да здравствуют партийцы!

Мы им ответим тем же!!

– Литавры!!!

Горжусь я нашим строем,

в особенности теми,

кто совесть, честь и разум!

Так любит нас система,

что хочется порою

за всё воздать ей разом!

Да здравствует система,

где нами правят демо-

караты!!

Мы им ответим тем же!

Мы им ответим тем же!!

– Куранты!!!

Баллада

Днём режим – хозяин, а по ночам

здесь прокурор – тайга,

человек, зарезавший стукача,

ночью ушёл в бега.

Он не мог иначе – не всем дано

сволочей терпеть на земле,

для него это было просто, как нож,

непреложно, как соль и хлеб.

И рванулась погоня за беглецом,

пока тёплый след не остыл,

и замкнулась облава стальным кольцом,

но было кольцо пустым,

билась потная вохра на мокрых псах,

рвал кобель поводок, рыча,

но ушёл, растворился, пропал в лесах

зарезавший стукача.

Пьяный воздух свободы в виски стучал,

отражалось небо в воде,

человек, зарезавший стукача,

шёл спиной к Полярной звезде,

и над ним четырежды вкруг ковша

обернулась звёздная рать,

человек три дня свободой дышал,

на четвёртый стал умирать.

Липкий страх пришёл. Но об этом петь

нам совсем ни к чему.

Красивая смерть! Красивая смерть! —

ветер кричал ему.

Красивая смерть! – шумела тайга, —

всё просто, всё нипочём!

А зарезанный ушедшим в бега

не был сукой и стукачом.

Ну и что? – Да нет, совсем ничего —

всё неверно, как ни скажи.

Обвинить его, оправдать его

я бы мог, если б он был жив.

Но эти двое – лагерный прах,

пыль на стопах живых.

Какая разница – кто был прав —

если оба мертвы.

Театр

Пока не будят город

ни бомбы, ни снаряды,

пока не душит голод

удавкою блокады,

пока ещё от боли

нас по ночам не корчит

загубим вечер, что ли —

на огонёк заскочим.

Актёры учат роли,

суфлёрша текст листает,

ещё хватает соли,

ещё воды хватает,

и не единым хлебом

ещё живём – дерзаем!

ещё не рубим мебель,

ещё не замерзаем.