23
Сегодня первый день школы после каникул, и я серьезно подумываю просидеть до вечера на парковке. Не знаю, как объяснить. Мне казалось, все в порядке. Но теперь, оказавшись здесь, я не могу даже выйти из машины. При одной мысли об этом меня подташнивает.
Нора говорит:
— Я точно тебе говорю: никто уже ничего не вспомнит.
Я пожимаю плечами.
— Тот пост висел на сайте сколько? Три дня? А прошло уже больше недели.
— Четыре, — поправляю я.
— Сомневаюсь, что кто-то вообще читает этот блог.
Мы идем по атриуму как раз, когда звенит первый звонок. На лестнице толкучка. Вроде бы никто не обращает на меня особого внимания, и, несмотря на все недавние заверения Норы, я вижу, что она тоже испытывает облегчение.
Я двигаюсь с толпой, пробираясь к своему шкафчику, и, кажется, наконец-то начинаю расслабляться. Пара человек машет мне как обычно. Гаррет, с которым мы сидим за одним столом на ланче, кивает и говорит: «Как дела, Спир?»
Я бросаю рюкзак в шкафчик и достаю учебники английского и французского. Никто не подсунул мне никаких гомофобных записок, что уже неплохо. И не вырезал слово «педик» на дверце шкафчика, что и вовсе хорошо. Я почти готов поверить, что дела в Криквуде налаживаются или что никто-таки не видел пост Мартина.
Мартин. Господи, даже думать не хочу о том, как увижу его тупое злобное лицо. И, черт побери, естественно, первый урок у нас вместе.
При мысли о встрече с ним во мне по-прежнему шевелится тихий ужас. Я стараюсь просто дышать.
Когда я захожу в крыло, где преподают языковые дисциплины, и спускаюсь по лестнице, в меня чуть не врезается футболист, которого я едва знаю. Я отступаю, пытаясь сохранить равновесие, но он кладет руку мне на плечо и смотрит прямо в глаза.
— Ну, приветики, — говорит он.
— Привет…
Потом он обхватывает ладонями мое лицо и притягивает к себе, будто собирается поцеловать.
— Чмок! — Он улыбается, и лицо его так близко, что я чувствую тепло его дыхания.
Все вокруг ржут, как долбаный Элмо. Я вырываюсь из хватки, щеки горят.
— Ты куда это, Спир? — выкрикивает кто-то. — Макгрегор тоже хочет!
И все снова начинают ржать. Блин, я ведь даже никого из них не знаю. Не понимаю, почему, черт побери, им так смешно.
На уроке английского Мартин на меня не смотрит. Но Лиа и Эбби все равно весь день ведут себя как чертовы питбули — бросают презрительные взгляды во все стороны, стоит кому-то странно на меня покоситься. Ну, это реально очень мило. Все не так ужасно.
Кое-кто перешептывается и смеется. А еще пара ребят ни с того ни с сего широко улыбается мне в коридоре (что бы это ни значило). Две лесбиянки, которых я даже не знаю, подходят к моему шкафчику, обнимают меня и оставляют номера своих телефонов. И еще минимум десяток натуралов считает своей обязанностью сообщить мне о своей поддержке. Одна девушка даже заверяет, что Иисус по-прежнему меня любит.
В общем, тонна внимания. У меня аж кружится голова или типа того.
За ланчем девчонки берутся обсудить и оценить миллион парней, которые, по их мнению, в перспективе могут составить мне пару. И это все офигеть как смешно до тех пор, пока Анна не выдает шутку, что Ник — гей. Тот сразу же вешается на Эбби, и, конечно, настроение Лии теперь безнадежно испоганено.
— А давайте Лии тоже найдем парня! — предлагает Эбби, и, честно, меня аж передергивает.
Я люблю Эбби и знаю, она просто пытается разрядить обстановку, но Господи Иисусе. Иногда она умудряется ляпнуть как раз то, чего не следовало бы.
— Спасибочки, но вот уж нахрен, — отвечает Лиа тошнотворно милым тоном. Глаза ее при этом похожи на искрящиеся раскаленные шары ярости. Она резко встает и молча задвигает стул.
Как только она уходит, Гаррет переводит взгляд на Брэма, и тот закусывает губу. Я вполне уверен: это код натуралов, обозначающий, что Брэму нравится Лиа.
И не знаю почему, но меня это ужасно бесит.
— Если втюрился в нее, просто позови погулять, — говорю я Брэму, и он сразу же краснеет.
Не понимаю, что со мной. Просто задолбали гетеросексуалы, которые не могут взять себя в руки.