– Но если вы умрете, милор’, какая вам тогда польза от истребления Бельреми? Мне уже приходилось слышать подобные угрозы.
Саймон улыбнулся.
– Вы плохо думаете обо мне, сэр, если полагаете, что мои капитаны не выполнят мой приказ, живой я буду или мертвый.
– Да? Но вы становитесь невежливы, милор’. Графиня вовсе не намерена лишать вас жизни. Условия графини состоят в том, что если вы уведете своих людей из Бельреми и дадите слово никогда больше не возвращаться сюда, она передаст вам сэра Алана Монтлиса, как только вы оставите город.
– Благодарю мадам графиню! – резко прозвучал в ответ голос Саймона. – Однако мне кажется, она слишком горда.
– Одним словом, милор’, вы отказываетесь?
– Я отклоняю эти условия.
Изваяние на троне снова заговорило своим ясным голосом:
– Скажите ему, кузен, пусть хорошенько подумает. Если он не примет моих условий, я прикажу без промедления убить сэра Алана Монтлиса и его самого отправлю туда же.
Саймон стоял, ничего не говоря в ответ на это. Глаза шевалье загорелись в предвкушении триумфа.
– Есть над чем подумать, милор’?
Саймон не обратил на вопрос шевалье никакого внимания.
Он смотрел на мадам Маргарет.
– Это ваше последнее слово, мадам? – спросил он ее.
– Да, мое последнее слово, – ответила она.
И тогда Саймон сорвался с места. В один мин он оказался на возвышении и, выхватив из ножен меч, приставил его к груди графини.
Раздался вопль ужаса. Мужчины бросились к возвышению, но застыли как вкопанные, когда Саймон отвел свою руку назад, готовый нанести смертельный удар. Левой рукой он схватил запястье Маргарет и, обернувшись, через плечо смотрел в зал.
– Еще шаг – и ваша госпожа умрет, – спокойно сказал он. – Перемирие кончилось.
Графиня не дрогнула. Во взгляде ее темных глаз не было ни тени испуга. Шевалье уронил свою розу.
– Милор’, милор’,– залепетал он, сильно побледнев, – применять силу к женщине – это… это нельзя.
– К ведьме – можно, – оборвал его Саймон. – Если я не найду сэра Алана живым и невредимым, я уничтожу эту амазонку.
По телу шевалье пробежала дрожь. Одна из фрейлин от ужаса громко зарыдала.
Саймон перевел взгляд вниз, на гордое лицо графини, и увидел в ее глазах выражение дерзкой смелости и презрения.
– Тех шестерых детей, мадам, мой капитан держит под надежной охраной, – сказал он. – Вы увидите, как их убьют.
Помимо воли у нее дрогнули веки. Саймон видел, как судорожно подергиваются мышцы у нее на горле.
– Вы не посмеете!
Саймон усмехнулся.
– Откажитесь приказать вашим людям подчиниться мне, мадам, – увидите тогда, на что я решусь.
– Негодяй! – швырнула она ему в лицо, задыхаясь от злости. – Детей убивать! Какая же ты дрянь!
– Нет, не я, вы станете их убийцей, мадам.
– Сначала я убью Алана Монтлиса! Анри де Малинкур, – и ярости крикнула она, – идите и убейте этого пленного англичанина Алана!
– Да, идите, – сказал Саймон.
Под острием меча проступило маленькое красное пятно, но графиня Маргарет не уклонялась от меча. Она лишь нетерпеливо топнула ногой.
– Идите, я сказала!
Тот, кому это было сказано, нерешительно переминался с ноги на ногу.
– Мадам, – виновато и умоляюще сказал он, – я не могу…
– Трус! Кто исполнит мой приказ? Не смейте больше называть меня вашей госпожой, если отказываетесь повиноваться мне!
Шевалье поднял дрожащую руку.
– Ради Бога, не надо. Милор’, это дело мужчин. Пощадите мою кузину.
Саймон еще сильнее сжал запястье мадам Маргарет, вынудив ее прикусить губу от боли.
– Прикажи людям – пусть поклянутся Богом подчиняться тебе, – сказал он.
– Сначала ты убьешь меня! – сквозь стиснутые зубы ответила она.
– Подумай о своих людях, о детях Бельреми.
Маргарет смотрела в его свирепые глаза, словно пыталась проникнуть в его мысли и не могла этого сделать.
– Ты хочешь разжалобить меня, чтобы я уступила!
– Видит Бог, у меня этого и в мыслях не было. Откуда в тебе взяться жалости? Не ты ли нарушила перемирие?
Разъяренная, как тигрица, она еще раз обратилась к мужчинам, как будто вросшим в пол.
– Вас десять, а он один! Думаете, он посмеет убить меня? Схватите его, я приказываю!
Меч чуть глубже впился в ее грудь, и красное пятно под его острием начало растекаться.
Взгляд шевалье перебегал с лица Саймона на лицо Маргарет, и всякое подобие высокомерия улетучилось из них. Наконец он шагнул к леди Маргарет.
– Кузина, ты должна уступить! Умоляю тебя, не будь такой упрямой, это глупо.
– Уступить? Этому английскому извергу? О!
– Будьте благоразумны и послушайтесь своего кузена, – сказал Саймон. – Даю вам одну минуту на размышления, а потом – не взыщите!
– Ты сам выносишь себе приговор! – вскричала Маргарет. – Стоит мне пальцем шевельнуть, как десять человек нападут на тебя.
– Это бесполезно, – сказал Саймон. – Если меня убьют, завтра к восходу солнца в городе не останется ни одного живого француза. В вашем распоряжении минута, мадам. Думайте.
Шевалье всплеснул руками:
– Кузина, ты сошла с ума. Я вынужден объявить себя регентом ввиду твоего безумия. Кто из присутствующих здесь откажется признать меня своим сеньором?
В ответ прозвучала негромкая разноголосица, означавшая согласие.