Максим, вздрогнувший от неожиданности, хотел было встать и пройти за деревья, чтобы выяснить, кто это там горланит спозаранку, но его намерение было пресечено.
- Не обращайте внимания, - раздалось за его спиной по-утреннему хрипловатое контральто старухи. - Это моя соседка, безумная Настасья.
- А? - вскинулся он. - С добрым утром, Нина Петровна... я тут покурить вышел...
- Вижу, не слепая, - ответствовала старуха.
- Безумная Настасья? - задумчиво и вопросительно повторил он.
- Да, она живет в соседнем доме. Безвредное существо, но иногда производит много шума.
Словно в доказательство слов старухи невидимая, но явно и в самом деле безумная Настасья завопила:
- А деньги-то где на ремонт взять?! Нету!
- У нее что-то сломалось? - осторожно спросил Максим.
- Да, мозги, - сообщила старуха. - И основательно. Не надейтесь, что вам удастся починить. Тут нужен сантехник совсем другого калибра.
Он фыркнул, подавившись дымом, потом расхохотался. Старуха нравилась ему все больше и больше.
- Ладно, давайте завтракать, - решила старуха. - Но сначала рекомендую принять душ. Вы побоялись меня разбудить, но я встаю с петухами. Впрочем, у меня нет петухов.
И она вернулась в дом.
Выйдя из-под душа (и подумав при этом о проницательности старухи догадалась ведь, что он боялся нашуметь, чертова ведьма...), он задумчиво уставился на свое отражение в большом круглом зеркале, висевшем над раковиной. Побриться? Или ну его на фиг? Запустить бороду, как у деда Мазая (кто это такой, хотел бы я знать...), пугать детишек на улицах, прикидываясь Бармалеем... тьфу, что за чушь!
Но бриться все равно не хотелось.
В итоге он решил еще несколько дней не беспокоить уже не короткую щетину, дать ей подрасти и налиться соками, - а уж потом решать, как оно лучше. Может быть, борода окажется очень даже кстати в новой незнакомой жизни? Для маскировки.
Он вышел в кухню и увидел, что старуха уже накрыла на стол.
В великолепных мисочках севрского фарфора (севрского? откуда он это знает? как он это определил? чем севрский фарфор отличается от других?..) дымилась овсяная каша "Быстров" с кусочками абрикосов. Рядом на тарелках аналогичной работы лежали тоненькие квадратные кусочки белого и черного хлеба, прозрачные ломтики сыра, кубики нежно-золотистого масла. Столовые приборы ослепительно сверкали - их старинное фасонное серебро ошеломляло глаз изысканной усложненностью линий (хотя и непонятно было, зачем старуха выложила полный комплект вилок, ложек и ножей - не кашу же вилкой ковырять?). Ближе к окну, под китайской фарфоровой вазой с фоновой росписью (на бледно-голубом - белые и желтые хризантемы с коричневатыми листьями), наполненной простыми полевыми ромашками, пристроились две похожие на морские раковины чайные чашки - голубые, с волнистыми боками и тонким золотым орнаментом по самому краю. На блюдечках под ними лежали чайные ложки с витыми золочеными ручками. Ай да старуха, подумал Максим, отодвигая простую сосновую табуретку и усаживаясь, ай да Баба Яга!
Салфетки выбивались из ансамбля своей ядовито-зеленой бумажной простотой, зато не пугали помпезностью, как это часто случается с крахмальными льняными. А заодно вносили некую диссонирующую цветовую ноту, нарушая торжественность момента. Максим и это оценил по достоинству.
- Ну-с, юноша, - прогудела старуха, - приятного аппетита.
- Спасибо, Нина Петровна, - с улыбкой ответил он.
- Ох, как это ужасно звучит! - вздохнула старуха, запуская в кашу вилку и нож. - Нина! Петровна! Я, наверное, так никогда и не привыкну к этому чудовищному обозначению моего "я".
Максим едва не подавился. Овсянка вела себя как-то странно, забиваясь за щеки и путаясь под языком. Но в конце концов он справился с задачей и проглотил первую ложку, с полным и окончательным обалдением наблюдая за тем, как ловко старуха уминает свою порцию, не роняя с вилки ни зернышка. Старуха тем временем продолжала светскую болтовню, холодно поглядывая на гостя бледными глазами, непропорционально большими для крошечного сморщенного личика.
- Я не спрашиваю вас, надолго ли и с какими целями вы явились в нашу захолустную Сарань, - заявила она. - Я вообще никогда не сую носа в чужие личные дела. И, кстати, в мои дела соваться не советую. Ну, это так, к слову. А вот вопрос оплаты за постой - это для меня существенно и даже, я сказала бы, актуально. Не сочтете ли вы неприличным, если я предложу вам обсудить подробности прямо сейчас? Не повлияет ли это на ваше пищеварение?
Тут уж Максим заржал, едва успев проглотить крошечный квадратик хлеба. Придя в себя, он с трудом проговорил:
- Вы просто назовите свои условия, и все. Я согласен. И даже вдвойне. (Похоже, он научился этому у фантастической Лизы.)
Старуха поняла идею, заключенную в странном наборе слов, и деловито кивнула.
- Что ж, - сухо (он вдруг понял, что ее смущает денежная тема) сказала она, - тогда - из расчета тысяча рублей в месяц. С питанием и стиркой.
- Вы, надеюсь, сдаете постельное белье в прачечную, не сами же стираете? - спросил он.