Читаем Сахалин полностью

 - Помилуйте, где ж тут, какому тут уважению к религии быть, - говорил мне один из священнослужителей в селении Рыковском. - Еще недавно у нас покойников голых хоронили.

 - Как так?

 - Так. Принесут в гробу голого, и отпеваем. Соблазн.

 - А где ж одежда арестантская?

 - Спросите... Не похороны, а смех.

 Большой удар религиозному чувству каторги наносят и эти "незаконные сожительства", отдачи каторжниц поселенцам, практикуемые "в интересах колонизации". Одно из величайших таинств, на которое в нашем народе смотрят с особым почтением, профанируется в глазах каторги этими "отдачами".

 - Чего уж тут молиться, - услышите вы очень часто, - чего тут в церковь ходить. В этаком грехе живем. У нее вон в Рассее муж жив, а ее чужому мужику дают: живи!

 Или:

 - Муж в каторге в Корсаковском, а жену в Александровское: с чужим живи.

 Помню "ахи" и "охи", какие возбудило в Рыковском прибытие Горошко - мужа, добровольно последовавшего в каторгу за женой.

 - Ну, дела, - качали головой поселенцы. - За ней муж из Рассеи добровольно идет, а ее здесь тем временем трем мужикам по переменкам отдавали.

 Брак потерял в глазах каторги значение таинства: изредка, очень-очень изредка услышишь очень робкий вздох сожительницы-каторжанки:

 - Оно хорошо бы повенчаться. Венчанным-то на что лучше.

 Но большинство, не все - рассуждают так.

 - Не "крученым" не в пример лучше. Не ндравится, сменил. Ровно портянку.

 - Разве здесь заботятся о поддержке религиозного чувства среди каторжных, - жалуются священники.

 Каторжник считается "человеком отпетым". И всякое человеческое чувство считается ему чуждым.

 - Это все нежности, сентиментальности и одна гуманность, - говорят господа сахалинские служащие.

 Каторжные, только разряда исправляющихся, освобождаются от работ в последние три дня Страстной недели. Но частному предпринимателю Маеву, в посту Дуэ, понадобилось, чтоб каторжане работали и эти три дня. Равнодушная ко всему, каторга махнула рукой и пошла. Это незаконное распоряжение остановил только священник в Дуэ. Он вышел навстречу к рабочим, шедшим в рудники, с крестом в руках; это было в Страстную пятницу. Каторга "опамятовалась" и вернулась в тюрьму.

 Старики Дербинской каторжной богадельни, эти страшные старики-нищие, которые все на свете презирают, кроме денег, жаловались мне, что они:

 - Священника-то даже и в глаза не видят. На Пасху и то не был.

 А дербинский священник говорил мне:

 - Я ходил и вел с ними собеседования, но перестал: они не умеют себя вести. Тут читаешь, ведешь беседу, а в другом углу во все горло ругаются между собою площадными словами. Смеются. Я и прекратил свою деятельность.

 - Мне, наоборот, казалось бы, что тут-то и следует ее усилить.

 Но батюшка только посмотрел на меня с изумлением.

 В библиотеке Александровского лазарета я нашел предназначенные для духовно-нравственного чтения каторжанам следующие книги:

 16 экземпляров брошюры: "О том, что ересеучения графа Л. Толстого разрушают основы общественного и государственного порядка".

 21 экземпляр брошюры "О поминовении раба Божия Александра" (поэта Пушкина).

 4 экземпляра "Поучения о вегетарианстве".

 14 экземпляров брошюры "О театральных зрелищах Великим постом".

 Конечно, это играет огромную роль: эти брошюры о Толстом, о существовании которого они и не подозревают, о вегетарианстве, о котором они никогда и не слыхивали, и особенно "о театральных зрелищах Великим постом".

 И в то же самое время в этой библиотеке на Сахалине, так хорошо вооруженной против театральных зрелищ, имеется для раздачи каторжным всего 5 экземпляров "Нового Завета" и только 2 экземпляра "Страстей Христовых".

 Вот и все. 

<p>Сектанты о. Сахалина</p><p><strong>I</strong></p>

 Большинство каторги все это простой русский народ - "к Богу привычный", должна же религиозность прорваться в виде протеста, прорваться ярко, страстно, горячо, фанатически.

 И она прорвалась.

 В селении Рыковском и окрестных возникла секта "православно верующих христиан". Секта эта, ниоткуда не занесенная, чисто сахалинского происхождения. И возникла она, быть может, именно, как невольный протест против атеизма каторги. Когда я был на Сахалине, сахалинские "православные христиане" претерпевали "гонение", что еще более закаляло их в сектантской вере.

 На мой вопрос, что это за секта, священник села Дербинского, "воздвигший на них гонение", очень оригинальный сахалинский батюшка, из бурят, отвечал мне:

 - Молокане.

 И от самих сектантов я слышал:

 - Христос есть камень, о который разбиваются неверующие, к примеру сказать, хоть молокане.

 Секта странная, как странна ее родина, как необычайны люди, ее основавшие.

 Батюшка из бурят, богословски, по его словам, "особенно не образованный", не особый знаток в определении сект.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Комментарии: Заметки о современной литературе
Комментарии: Заметки о современной литературе

В книгу известного литературного критика Аллы Латыниной вошли статьи, регулярно публиковавшиеся, начиная с 2004 года, под рубрикой «Комментарии» в журнале «Новый мир». В них автор высказывает свою точку зрения на актуальные литературные события, вторгается в споры вокруг книг таких авторов, как Виктор Пелевин, Владимир Сорокин, Борис Акунин, Людмила Петрушевская, Дмитрий Быков, Эдуард Лимонов, Владимир Маканин, Захар Прилепин и др. Второй раздел книги – своеобразное «Избранное». Здесь представлены статьи 80—90-х годов. Многие из них (например, «Колокольный звон – не молитва», «Когда поднялся железный занавес», «Сумерки литературы – закат или рассвет») вызвали в свое время широкий общественный резонанс, длительную полемику и стали заметным явлением литературной жизни.

Алла Латынина , Алла Николаевна Латынина

Критика / Документальное