Сахалин

 Потрет суконкой там, где укажут, и на теле выступают крест-накрест полосы - следы розог.

 - Человек клетчатый! Кожа с рисунком. Я кругом драный. С обеих сторон. Чисто вот пятачок фальшивый, что у нас для орлянки делают. С обеих сторон орел. Как ни брось, все орел будет! И с одной стороны орел и с другой - орел. Так вот и я.

 - Как же так с обеих сторон драный?

 - А так-с. Господин смотритель на меня уж очень осерчал: зачем работать на хочу. "Так я ж тебя!" - говорит. Драл, драл, не по чем драть стало. "Перевернуть, - говорит, - его, подлеца, на лицевую сторону". Чудно! По животу секли, по грудям секли, по ногам. Такого даже и дранья-то никто не выдумывал. Уморушка! Шпанка, так та со смеху дохла, когда я этак-то на кобыле лежал. Необыкновенно.

 - А работать все-таки не пошел?

 - Нашли дурака!

 Шкандыба по профессии мясник. В первый раз был приговорен на двенадцать лет за ограбление церкви и убийство. Затем бежал, попался, и, в конце-концов, "достукался до вечной каторги".

 Сначала его отправили на Кару, на золотые прииски. Это были страшные времена. В "разрезе", где работали каторжане, всегда наготове стояла кобыла. При каждом разрезе был свой палач, дежуривший весь день.

 Шкандыбу привели на работу. Он решительно отказался.

 - Что это? Землю копать? Не стану!

 - Как не станешь?

 - А так. Земля меня не трогала, и я ее трогать не буду.

 Шкандыбе в первый день дали двадцать пять плетей.

 Во второй - пятьдесят.

 В третий - сто и чуть живого отнесли в лазарет.

 Выздоровел, привели, - опять то же:

 - Земля меня не трогала, и я ее трогать не буду.

 Опять принялись драть, - опять отправили в лазарет.

 Наконец устали, - прямо-таки, устали, - биться со Шкандыбой и отправили его на Сахалин.

 На Сахалине Шкандыба прямо заявил:

 - Работать не буду. И не заставляйте лучше.

 - Ну, так драть будем!

 - С полным моим удовольствием. Ваше полное право. А работать вы меня заставить не можете.

 Шкандыбу переводили из тюрьмы в тюрьму, от смотрителя к смотрителю, всякий раньше хвалился:

 - Ну, у меня не то запоет!

 И всякий потом опускал руки.

 Один из самых "ретивых" смотрителей К. рассказывал мне:

 - Да вы понятия иметь не можете, что это за человек. Взялся я за него. Каждый день тридцать розог. Да ведь каких! Порция. Прихожу утром на раскомандировку. Кобыла стоит, палач, розги. Вместо "здравствуйте!" - первый вопрос: "Шкандыба, на работу идешь?" - "Никак нет!" - "Драть!" Идет и ложится. До чего ведь, подлец, дошел. Только прихожу, еще спросить не успею, а он уже к кобыле идет и ложится. Плюнул!

 Другой смотритель, тоже "ретивый", которому давали Шкандыбу на укрощение, говорил мне:

 - Одно время думали, может, он какой особенный, к боли нечувствительный. Доктору давали исследовать. "Нет, - говорит, - ничего, чувствительный". Драть, значит, можно.

 "Спектакли", которые ежедневно по утрам Шкандыба давал каторге, составляли развлечение для тюрьмы. Глядя на него, и другие "храбрились", "молодечествовали" и смелей ложились на кобылу.

 Кроме того, каторга "дерзила":

 - Что вы, на самом деле, ко мне пристаете с работой? Вы, вон, подите, Шкандыбу заставьте работать! Небось, не заставите!

 Шкандыба давал "заразительный пример".

 Его просили уж работать хоть "для прилика":

 - Шкандыба, черт, хоть метлу возьми, двор подмети! Вот и вся тебе работа!

 - Не желаю. Чего я буду мести? Не я насорил, - не я и мести буду. Я что насорю, - сам за собой приберу.

 - Ну, не мети, черт с тобой! Хоть метлу-то в руки возьми!

 - Зачем мне ее в руки брать? Она не маленькая. И одна в углу постоит. Ей не скучно: там другие метлы есть.

 - Раз, впрочем, топор в руки взял! - смеется Шкандыба.

 - Работать хотел?

 - Нет, надзирателю голову отрубить надо было. Надзиратель такой был, Чижиков. Выслужиться хотел. "Я, - говорит, - его заставлю работать. Не беспокойтесь. Что его драть, - процедура длинная! Я его и так, и кулаком по морде". Раз меня в рыло, два меня в рыло. Походя бьет. "Дух, - говорит, - я из тебя вышибу!" - "Смотри, - говорю, - чтоб тебе кто в рыло не заехал!" - "Я, - говорит, - не опасаюсь!" - "Ну, а я, - говорю, - опасаюсь!" Пошел, взял топор, хлясть его по шее. Напрочь хотел башку отрубить, - вчистую. Тогда уж никто в рыло его не смажет.

 - И что же, насмерть?

 - Жалко, жив остался. Наискось махнул. А еще мясником был, туши рубил. Раз - и готово. А тут не сумел этакого пустого дела сделать. Топор сорвался, стало быть!

 За это Шкандыбу приковали к стене и приговорили к вечной каторге.

 - Сижу у стены прикованный: "Что, мол, взяли, работаю?"

 Замечательно. Все делали с Шкандыбой. Только одного не пришло никому в голову: освидетельствовать состояние его умственных способностей.

 А странностей у Шкандыбы, и помимо упорного нежелания работать, много.

 То он начинает вдруг петь во все горло. То разговаривает, разговаривает, - вскочит и убежит как полоумный.

 - Юродствует!

 - Сумасшедшим прикидывается, чтобы не драли!

 - Нагличает: "Вот, мол, все работают, а я песни орать буду".