Сахалин

 - Ишь ты, сделай милость. Как что, - так ты. А в ответ, сейчас Карпушку!

 Милованов подмигнул нам на Чернышова.

 - Хитрый мужик! Куда хитер! Две души при себе имеет. Одну про себя бережет. А другу-то про людей, на, поди: чистехонька! "Не я да не я!" Нет, брат, тут языком-то мести нечего. Уж раз как в каторгу попали, - тут дело ясное! Стало быть, убили!

 - Да как же дело-то вышло?

 - Да как вышло! Очинно даже просто. Говорю - через бабу!

 - В работниках жили! - вставил свое слово Анисим, словно все объяснил.

 - За жалованье?

 Милованов так и фыркнул:

 - Какое жалованье? Кто нам с дядей Анисимом жалованье положит?

 И, действительно, парочка была убогая на редкость. Оба тщедушные, жалкие, слабосильные до последней степени, такие, про которых говорится: "Плевком перешибешь". Головы у обоих на редкость маленькие, словно пучки какие-то торчат. Лица глупые, возбуждающие жалость. И как их Бог, таких, "не в пору вместе свел".

 - Так, за ради Христа, жили. Я-то шесть годов у хозяина выжил, а дядя Анисим через два года пришел. Верно говорю, дядя Анисим?

 - Четыре года об вешнем Николе было. Это верно! - подтвердил Чернышов.

 - Мельник хозяин-то был. Мельница была своя. Пришел я это к мельнице, да и сел. И сижу.

 - Да ты куда ж шел?

 - А так, никуды не шел. Куды мне итти? Шел, и шел, и сел.

 - Да ты чем же занимался?

 - Да ничем не занимался. Так. Иду, иду, - где в работники возьмут, за хлеб за соль, - живу. Прогонят, - дальше пойду. Человек слабосильный! Сижу это. Мельник и увидал. "Чего, - говорит, - сидишь?" - "Так, мол, не будет ли милость, не возьмете ли в работники за Христа ради? Настоящим-то, то есть, работником куды мне! А так, по дому, что поковырять могу". - "Живи!" - говорит. Смилостивился. Я и зачал жить. А потом и дядю Анисима встрел и привел.

 - Знакомы вы, что ли, были?

 - Нет, зачем знакомы! Так. Шел по дороге, смотрю, идет слабосильный человек, дохлый. "Куды, мол, дядя?" - "Никуды, мол. Без пристанища". - "Идем к нашему хозяину. Мужик добрый. Может, жить оставит!" Чисто дворняжка, - расхохотался сам над собой Милованов, - возьми одну дворняжку, она те сейчас и другую приведет! Хозяин и дядю Анисима взял: "пущай живет, по мельнице там что ковыряется". Так мы оба и живем и ковыряемся! Когда одежину подарят, когда что.

 - Дурно обращался, может, с вами хозяин. Злы на него были?

 - Зачем? - даже испугался Милованов. - Для нас он был, как ангел, дураком никогда не назовет! Добреющий был хозяин!

 - Мужик был хороший! - мрачно подтвердил и Чернышов.

 - Не надо лучше был человек. Это верно!

 - А убили! Как же так?

 - Опять-таки, говорю, через хозяйку. Хозяйка така попалась. Жена хозяинова. И такая-то баба! Такая-то баба! Все в шерстяных платьях ходила. Платок - не платок, рафинад-баба, просто мое почтенье. Верно, дядя Анисим?

 - Баба как баба, - философски заметил Чернышов.

 - Другой такой бабы, свет обойди, не найтить! Така баба! Вот она в каторгу придет, сами увидите. Сейчас это все узлом завяжет и развяжет. Чисто лиса. По снегу бежит и хвостом за собой след заметает. Сейчас на глазах тебе накрутит, навертит, и сейчас чисто! Прямо сказать надо баба - староста. Король-баба. С барином, с помещиком путалась. И того закрутила. По скусу она ему пришлась, все ее в куфарки завал. Ну, ей и лестно. Как, бывало, муж отойдет, сейчас к барину. Становой еще к нему приедет, потому барин. Сладкие водки пьют, орехами щелкают. Страсть! Сколько раз нас с дядей Анисимом к барину посылала: "Дома, мол, ай нет? Муж в город едет". Верно показываю, дядя Анисим?

 - Сколько разов до барина ходил. Это верно! - поддерживал дядя Анисим.

 - То-то и оно-то!

 - А муж не знал?

 - Где ему! Говорю, король-баба была. Знал бы он, так не оставил. Он бы ей показал барство! - засмеялся Милованов. - Мужик был твердый. Верно говорю, дядя Анисим? Что ж ты молчишь?

 - Он бы ее поучил!

 - Он бы ее так поучил! Этого-то она и боялась. Ей и боязно. Опять же и в куфарки к барину пойти лестно, Она и егозит, она и егозит. Что уж делать-то, не знает. И надумала!

 - Постой, постой! А вы-то, как же? Хозяин, говорите, благодетель был, а вы от жены к барину бегали? Никогда хозяину ничего не говорили?

 Милованов посмотрел с удивлением: