Сахар на дне

Мы обедаем в кафе и тащимся домой на автобусе. Болтаем о том, что давно пора бы уже хоть одной из нас научиться водить машину. Лизкин отец, да и Виктор ещё со второго курса настаивали, чтобы мы шли учиться в автошколу, но как-то всё никак. Вот так и протаскались на маршрутках все годы учёбы в академии.

Чтобы успокоить неугомонную подругу, клятвенно обещаю ей, что надену подарок, хотя понятия не имею, как смогу появиться перед Алексеем в таком виде. При подобной картине и воспоминании о его взгляде по телу прокатывается горячая волна, зарождаясь где-то в затылке и разливаясь внизу живота. Последние три недели похожи для меня на сказку. Не с розовыми пони и единорогами, конечно, но ведь и Лекс — не милый принц на белом коне. Но он старается, и от осознания, что эти старания для меня, внутри начинают расцветать прекрасные фантастические цветы и порхать бабочки. От одного только его «Снежинка», сказанного на границе утробного рыка и нежного шёпота, у меня коленки начинают подгибаться.

Мы видимся почти каждый день, за исключением моих дежурств, трижды я оставалась на ночь. И в эти ночи уснуть удавалось уже под утро. А ещё Лёша возил меня гулять на набережную, где мы, укутавшись в пледы, пили горячий чай из термокружек и смотрели, как расплывается мерцающий отблеск звёзд по тёмной воде реки. И даже холодный осенний ветер не мог остудить мои щёки, потому что Шевцов тихо шептал мне на ухо, что планирует со мной сделать, когда мы приедем к нему.

И несмотря на всё это, я продолжаю внутренне его опасаться. Когда Шевцов пристально смотрит на меня, не говоря не слова, мои нервные клетки начинают сигналить. Но стоит ему прикоснуться, и все тревоги отступают. То, что произошло в ванной дома родителей, больше ни разу не повторилось. Алексей исключительно нежен и аккуратен. Иногда я чувствую себя хрустальной вазой, к которой он боится прикоснуться, а иногда, к собственному стыду, в тайне желаю снова оказаться в той ванной. Но об этом я Шевцову не скажу даже под пытками.

И кода я уже почти решилась надеть это кружевное недоразумение, на телефон падает сообщение. Сердце подпрыгивает, но тут же разочаровано сжимается.

«Снежинка, сегодня ночуешь с таранкой. Прости, я сегодня вымотан после соревнований»

Становится тоскливо. Знаю, нельзя так реагировать, ведь Лёша тоже человек, и он устаёт. Но на душе так паршиво, что впору разрыдаться.

Комкаю идиотскую тряпку и грузно падаю на кровать. А что, если Алексею надоело возиться с такой неумехой, как я? С его темпераментом и характером, с его пристрастиями, о которых мне прекрасно известно. Что если он устал не из-за соревнований, а от меня? Мы ведь ни разу так и не поговорили о том, в какой статусе находятся наши отношения.

— Я не поняла, из-за чего сырость, Фомина? — Лизка плюхается на мою кровать и заглядывает в лицо.

Что ж, это уже диагноз, Яна. Ведь я даже не заметила, что по щекам покатились жгучие слёзы. Мне не хочется произносить всё это вслух, но ведь наука говорит, что свои страхи нужно озвучивать. Вот вам и практическое применение профессии. Может, хирурги правы, и психиатры и вправду шарлатаны?

Но я всё же надеюсь, что выбранный мною путь таки имеет отношение к доказательной медицине, поэтому выкладываю Копыловой свои страхи и опасения. И напрягаюсь ещё больше, когда она в ответ молчит.

— Давай, Янка, натягивай обновку и дуй к нему.

— Это ещё зачем? — хмурюсь, глядя на подругу.

— Не думаю, что ты права, может, он и вправду устал, но сыграть на опережение надо. А если и правда так устал, что зад свой не может от дивана оторвать, так ты ему массаж сделаешь, расслабиться поможешь.

— Лиз, ну так нельзя. Не хочу я навязываться ему. Просто знаешь, чувство внутри дурацкое какое-то… не знаю, тревога что ли.

Господи, и вот я стою у двери Шевцова и ругаю Копылову, а ещё больше себя за то, что послушалась её. Ещё и тряпку эту жуткую натянула, и волосы завила. А что если он высмеет меня? Решит, что я его очередная ревнивая навязчивая девка? Чем я сейчас отличаюсь от Кристины? Только пока тем, что трезвая. И то, временно, наверное. Потому что если вдруг он не один…

Сердце замирает, покрываясь коркой льда, стоит мне лишь подумать о том, что у Алексея за этой дверью есть компания. Во рту пересыхает, а в животе неприятно ноет.

Нет. Я не готова. Лучше остаться в спасительном неведении. Так хоть есть на что надеяться.

41

Но стоит мне сделать шаг в сторону лифта, как дверь открывается, и я слышу недовольный голос:

— Ты вообще собиралась звонить или просто пришла постоять под дверью?

Я оборачиваюсь и застываю, не контролирую, что шарю по нём взглядом, пытаясь найти там следы другой. Но видны лишь всколоченные волосы и двухдневная щетина.

— Я… ээ… Лёш, извини, ты сказал, что устал, а я… В общем, пойду уже, а ты отдыхай.

Порываюсь уйти, но на моей руке чуть выше локтя смыкаются крепкие пальцы.

— Ещё чего, — недовольно бурчит Шевцов и затаскивает меня внутрь.