Сахар на обветренных губах (СИ)

— Так! — я решительно встала, утёрла слёзы со щек и посмотрела по сторонам, пытаясь сориентироваться и понять, в каком районе я сейчас нахожусь.

Мне не к кому идти. Мама сейчас ничем не сможет помочь. Будет только куча вопросов, а затем… Не факт, что она встанет на мою сторону. Мало ли, что может наплести отчим и чем оправдаться на этот раз.

«…Ко мне ты сможешь прийти только тогда, когда решишь для себя, что заднюю не дашь ни при каких обстоятельствах…» — слова, пришедшие мне на ум.

Кажется, так он тогда мне сказал?

Что ж, возвращаться в квартиру, где есть отчим, я не стану ни при каких обстоятельствах. Только если ради того, чтобы забрать Катю. Но и её я могу подловить у дома. Да хотя бы завтра утром, когда они с мамой будут возвращаться домой.

Единственное, что мне сейчас нужно — это деньги. Желательно сразу неплохую сумму. А завтра утром можно забрать Катю и просто вместе с ней уехать туда, где нас никто не достанет. Где мы, наконец, начнём жить, а не выживать.

Вадим только что дал мне понять, что за всё в этой жизни нужно платить. Даже за достойные мужские поступки, оказывается, мужчинам тоже нужно платить.

Если всё в этом мире работает так, то один выход у меня точно есть.

На такси я добралась до уже знакомого дома. Около получаса стояла у подъезда, не веря в то, что я действительно на это решилась.

Всего-то нужно немного потерпеть. Терпеть я научена годами. Здесь терпение, хотя бы, даст какой-то результат.

Насрать!

Нужно просто выключить голову, сделать это и забыть. Ближайшие годы мне будет чем занять мысли. Об этом я даже не вспомню.

В конце концов, сегодняшний вечер показал мне, что все, кто имеет член, хотят именно этого.

Спасибо собачникам, выгуливающих своих собак и собакам, которым приспичило.

Если бы не они, я бы, наверное, так и не попала в подъезд. Сама звонить ему и просить открыть мне, я бы не стала. Скорее всего, что-то внутри меня надеялось на то, что двери попросту не откроются, и я не смогу дойти осуществить задуманное.

Поднявшись на нужный этаж, я застыла напротив черной металлической двери и несколько минут молча смотрела на глазок. Казалось, он тоже смотрит на меня и при этом источает к моей персоне презрение всего мира.

Я поправила на плечах толстовку, чтобы не было видно порванного на плече шва. Капюшон с головы снимать не стала. Я до сих не видела своё отражение, но точно помню, что отчим бил меня по лицу.

Пока не передумала, пока страх перед тем, что я собираюсь сделать, не сковал меня, я нажала кнопку звонка и сделал шаг от двери.

Не сразу, но в квартире послышались шаги. Несколько раз щелкнули замки, и дверное полотно отъехало в сторону.

В серых спортивных штанах, черной растянутой футболке за порогом стоял Одинцов.

Узнав меня, он лишь на мгновение удивился, а затем резко нахмурился, вглядываясь в моё лицо.

— Мельникова? Что с тобой? — он протянул ко мне руку, желая поддеть подбородок, но я отпрянула и всеми силами постаралась сохранить на лице серьёзность и невозмутимость.

Будто то, что я сейчас предложу ему — для меня норма.

— Вы сказали, чтобы я пришла к вам только тогда, когда точно не дам заднюю, — выронила я сухо, стараясь смотреть в голубые, сосредоточенные на мне глаза. — Так вот… мне нужны деньги. Сто тысяч.

Услышав сумму, Одинцов слегка дёрнул сурово сведенными бровями.

— Сто тысяч? — переспросил он.

— Сто, — кивнула я решительно. — Взамен я готова предложить вам единственное, что у меня есть — девственность. Вы не задаёте вопросов, а утром отдаёте мне деньги.

— То есть ты ещё и ночевать у меня собралась? — повёл он бровью.

— Одну ночь.

— Получается, за сто тысяч и ночлег ты отдаёшь мне свою девственность? — Одинцов придирчиво оглядел меня с ног до головы. На его лицо легла нечитаемая тень. Но, кажется, это была злость.

— Да.

— Мельникова, ты пьяная или под чем-то?

— Нет. Я предлагаю вам сделку. Некоторые девственность за миллионы продают, я предлагаю за сто тысяч. Но вы не задаёте вопросов. И мы с вами вообще не разговариваем. Ни в процессе, ни после.

Одинцов несколько секунд разглядывал меня, хмурясь всё сильнее, а затем, будто не своим, совершенно ледяным тоном, сказал:

— Идёт. Проходи.

Он отошёл от двери в сторону кухни, где горел свет.

Я неуверенно переступила порог и осталась стоять, не зная, куда себя деть и с чего начать.

Одинцов, застывший у входа в кухню, тоже не давал мне никаких подсказок. Запрятав руки в карманы спортивных штанов, он смотрел на меня так, будто ждал, когда я объявлю, что это просто прикол с моей стороны или признаюсь в том, что я реально под чем-то.

— Ну? — вопросила я так, будто мы были на деловых переговорах. — Может, вы уже начнёте, или мы так и будем смотреть друг на друга?

— Сначала иди в душ, — вновь окинул он меня холодным взглядом. — А потом жди в комнате.

Он кивнул на закрытую дверь комнаты с комодом.

Внутренности сковало ледяной волной паники, но я пришла сюда со словами, что заднюю не дам.

— Хорошо, — ответила я, но пока не решилась сдвинуться с места.