Сахар на обветренных губах (СИ)

— Идём, — Одинцов мягко потянул меня за собой, теперь аккуратно придерживая за талию. Наклонился, поднял мой рюкзак со смеси грязи и снега, и повёл в сторону преподавательской парковки. Поняв, что я хромаю на левую ногу, отпустил мою талию и подставил локоть, за который я, с секунду подумав, взялась. — Что-то кроме ноги болит? — спросил он, словно между делом.

— Пока ничего не болит.

— Понял. Адреналин, — доведя меня до своей машины, он открыл её. Бросил мой рюкзак на заднее сиденье и открыл для меня переднюю пассажирскую. — Садись и жди меня.

— Я не сяду, — воспротивилась я, качнув головой.

— Алёна, — устало вздохнул мужчина в сером пальто и голубой рубашке.

— Я грязная, — опередила я его возможные речи о моей скромности или страхе перед ним.

Я действительно сейчас была грязная. В мокром снегу меня просто изговняли со всех сторон.

— Сними куртку и садись.

— Не буду.

— Значит, садись так. И жди меня, — он вложил мне в ладонь ключи от машины. — Дам своим задание и вернусь.

Я не успела даже возразить ничего. Только иступлено открыла рот и наблюдала за тем, как Одинцов быстрыми широкими шагами уже поднимался по крыльцу универа.

Покрутила в грязной руке со следами крови ключ. С секунду подумав, всё же сняла с себя грязную куртку, грязь с которой, казалось, уже капала на темно-серый асфальт. Завернула её так, чтобы чистая внутренняя сторона оказалась снаружи, и аккуратно села в машину на переднее пассажирское, положив свернутую куртку на колени.

Морщась от легкой пощипывающей боли, осмотрела свои руки. Небольшие царапины и ссадины. Не совсем понятно, сделаны они острым льдом или меня поцарапала стерва. Но кожу шеи она мне точно повредила.

— Чёрт! — выругалась я, глянув на себя в зеркало в козырьке машины. — Только всё проходить начало…

Ещё неделя водолазок. Минимум.

Порез на правой руке тоже о себе напомнил. Второй день ему на дают нормально зарубцеваться.

Любая другая, возможно, на моём месте уже плакала бы и захлебывалась слезами, но мне всё это уже казалось какой-то рутиной. Обработаю и дальше пойду. Всё это отлично заживает за неделю.

А, может, нужно давать волю эмоциям? Хоть иногда. Поплакать, немного поистерить… Быть такой же свободной в этом плане, как Милана.

Через лобовое я видела, как она стояла перед Колесниковым с опущенной головой. Её плечи содрогались от частых всхлипов, а сама она периодически кивала тому, что ей говорил Вадим. Иногда она тянула к нему руки, снова пытаясь повиснуть на его шее, но каждый раз он пресекал её попытки и выглядел при этом очень злым.

Подружки её предпочли отойти подальше и ждали на верхней ступеньке крыльца универа.

Что-то сказав ей напоследок, явно не самое доброе, он поймал мой взгляд через лобовое и подошёл к машине. Открыл дверцу, закинул лямки своего рюкзака на оба плеча и присел рядом с машиной на корточки.

На меня он смотрел без злости и даже не пытался отчитать. Открыл бардачок машины Одинцова, как свой, и начал в нём рыться.

— Ты что делаешь? — испугалась я и с опаской посмотрела на крыльцо, боясь, что препод может увидеть.

— Аптечку ищу. У тебя кровь, — сосредоточенно произнес Вадим.

— У Миланы тоже, — хмыкнула я. — Иди ей помоги.

Вадим проигнорировал мои слова и нервно хлопнул крышкой бардачка, не найдя аптечки. Заглянул в мои глаза и его лицо сделалось виноватым.

— Прости, Алён. Я думал, мы с ней всё решили… Хрень какая-то получилась.

— Ты думал… — повторила я его слова, невесело хохотнув. Покачала головой, а затем вновь посмотрела в его темные глаза. — Слушай, Вадим, мне и своих проблем хватает. Связываться ещё и с этим… — кивнула я на Милану, которая побитой собакой шла к своим подругам. — …я не хочу.

— Я понимаю, Алён. Дай мне время, и я всё решу.

— И пока решаешь, держись от меня подальше. Хорошо? Я тебе говорила, что волос у меня осталось только на одну драку? Так вот, она только что случилась. Больше я в это не полезу.

Колесников смотрел мне в глаза, будто собирался сказать ещё что-то. Но открылась водительская дверь, машина просела под тяжестью тела Одинцова, который сел за руль. Он спокойно посмотрел на меня, а затем вопросительно на Колесникова.

Борьба их взглядов подзатянулась.

— Колесников, тебе на пары не пора? — первым нарушил молчание препод.

Вадим выпрямился, прочистил горло и, снова заглянув мне в глаза, произнёс:

— Я напишу тебе вечером. Или приеду.

— Не надо. Ни того, ни другого. И закрой, пожалуйста, дверь. Мне холодно.

С секунду зависнув, Вадим, наконец, отошёл и закрыл дверь машины. Одинцов взял ключи от своей машины, которые я оставила на панели, и завёл двигатель. Выехал с парковки и влился в городской поток.

— И куда вы меня везёте?

— К себе, — бросил он сухо, не посмотрев в мою сторону.

Глава 27

До дома, в котором находилась квартира Одинцова, мы доехали очень быстро.

Наверное, быстрее было бы дойти пешком, чем кружить по улицам, где разрешено автомобильное движение.

Константин Михайлович припарковал машину, заглушил двигатель и первым вышел из машины. Сначала забрал с заднего сиденья мой рюкзак, а затем открыл дверь для меня. Подал руку, которую я проигнорировала.