Сахар на обветренных губах (СИ)

— Привет, бабуля, — Катя обрадовалась ей натянуто, приобняла для галочки и тут же отошла в сторону, встав рядом со мной.

— И что вы все встали тут? Музей вам, что ли? — возмущенно потрясла щеками старуха. — Чай я сама себе наливать буду?

— Да, мама, проходите к столу, — мама с нажимом произнесла слово «мама». Она всегда акцентировала на нём внимание, чтобы старуха не цеплялась за неуважительные интонации в её адрес.

— Исхудал, — ворчала ведьма, выкладывая на стол из сумки вонючие продукты в газетах и пакетиках, пока я, глядя на жирное пузо отчима, пыталась понять, в каком именно месте он исхудал. — Совсем тебя не кормят? Эта… — кивнула она в мою сторону. — …вон какая кобыла, уже сама могла бы обеспечивать семью, а не сидеть у тебя на шее, Борюсик. Ты же зашиваешься на работе! Каждый день!

Отличительная особенность этой ведьмы говорить о ком-то в его же присутствии так, будто этого человека рядом нет.

— Мама, ну, ты же понимаешь, что я всё для семьи? Себя не жалею. Так уж ты меня воспитала.

— Конечно, понимаю, Борюсик.

Очень сложно слушать весь этот бред и не заржать, поэтому я предпочла аккуратно проскользнуть в свою комнату, чтобы взять полотенце и гигиенические принадлежности, чтобы по-быстрому помыться, пока мать дьявола песочит мою мать.

На всё у меня ушло минут десять. Когда я вышла из душа, старуха ворчала на маму за то, что шарлотка вышла сухая и пресная. Ничего нового. Она всегда цепляется к одному и тому же.

В своей комнате я быстро переоделась. На завтрак сегодня даже не стала надеяться. Пока эта ведьма здесь, мне в горло кусок не полезет. Я уж молчу о том, что она посчитает каждый кусок, а потом предъявит мне, что я много жру. А такое уже бывало и неоднократно.

Из комнаты я сразу прошла в прихожую, чтобы быстро одеться и уйти.

— Я что пришла-то… — услышала я громкий голос старухи. — У меня в выходные юбилей. Не забыли?

— Ты что, мама?! Конечно, мы помним, — какая потрясающая актерская игра у отчима. Такого отвратного хорошего мальчика ещё надо суметь изобразить. Но самое ужасное, что это он не старается. Он действительно боготворит свою мать, считая её едва ли не святой женщиной.

— Так вот… — продолжила тем временем старуха, уже что-то жуя. — В квартире моей надо убраться. Генеральную провести хорошую. Гости приедут. Не пылью же им дышать, в самом деле?

— Мама, можешь не переживать. Девчонки всё уберут, — заверил её отчим.

— А я и не переживаю. Я хочу напомнить о том, что всё должно блестеть.

— Я не смогу, — тут же крикнула я из прихожей. — У меня учёба и работа всю неделю.

— Эта кобыла, вообще, хоть что-нибудь по дому делает? Или только жрёт и срёт? Раз в год попросила её по-хорошему помочь мне… — старуха негодовала.

— Алёнка останется со мной, мам. Дома уберется. У нас тоже надо прибраться, — успокоил её отчим.

— Я вижу, — высокомерно выплюнула старуха. — Как в свинарник зашла…

Я предпочла не слушать, что ещё она может сказать, и поскорее сбежала из квартиры, заглушив мысли громкой музыкой в наушниках.

Хоть и настали первые дни весны, но потеплением на улице пока не пахло. Снег стал грязным и серым. Говорят, что так он быстрее растает. Скорее бы уже. Хочется тепла хотя бы на улице.

У крыльца универа я встретила Милану, которая с понурым видом выходила из машины. Дверь ей открывал, похоже, водитель, существование которого она профессионально игнорировала. Её ждали две подружки, успевшие окинуть меня брезгливыми взглядами. Ведь это я виновата в бедах их королевы, которой теперь вместо того, чтобы ездить за рулем своей машины, приходится ездить на пассажирском с водителем. Бедная девочка.

В коридорах универа с утра нет никакой суеты. Народ ещё не до конца проснулся, хоть и пытается изображать деятельность. Вяло текущий поток людей разбредался по кабинетам или лип к подоконникам и батареям.

У подоконника остановилась и я. Ленивым взмахом руки поздоровалась с одногруппниками, которые ответили мне примерно тем же. Пока из них не проснулся никто. Некоторые парни оказались расслабленными настолько, что просто стекли по стене и села на полу, подтянув колени к груди. Хорошо, что коридор, в котором мы сегодня ждали препода для пары, оказался достаточно широким, чтобы в нем можно было столь вальяжно сидеть.

Одним ухом я слушала музыку в наушнике, а другое оставила открытым, чтобы слушать и контролировать происходящее вокруг.

Вадим мне сегодня с утра не писал и не обещал появится к первой паре, поэтому его я особо не ждала. Мне кажется, с его ночными катками ранний подъём для него равен пытке.

Скрестив руки на груди, я стояла у окна и иногда поднимала голову только для того, чтобы поздороваться со спешащими куда-то преподавателями. Вот те единственные люди в универе, которые с утра бывают бодры, а кто-то даже весел.

— Константин Михайлович, ну, как же вас так угораздило?! — сокрушался смутно знакомый женский голос, а я, какого-то чёрта, рефлекторно подняла голову на звук знакомого имени и тут же об этом пожалела.