Все время наш роллс-ройс 1947 года сотрясается от неудержимого смеха, когда мы останавливаемся у всех появляющихся по пути удовольствий. Во всяком случае, так было до сегодняшнего утра, когда после трех дней и ночей безумств авария застопорила нас в Перигоре. Мы небриты, в мятой одежде, опять же, каждый из нас уже начинает испытывать усталость. Механик, с которым подобная ситуация встречается не часто, озабоченно склонился над двигателем роллса. Мы торчим на солнце уже с полчаса, когда рядом с нами останавливается полицейский на мотоцикле. Затем он долгое время приглядывается к нам. Можно сказать, что он нас в чем-то подозревает, вот только не слишком хорошо знает, в чем. Но задираться с нами он побаивается. Просто нет у него желания получить по башке. Его цель — это спокойная пенсия. И хотя наш несвежий вид может показаться двузначным, бабки буквально капают из всего нам принадлежащего. Теперь я приглядываюсь к нему. Это приземистый тип с усами, каска лишь усиливает его глуповатый вид.
В машине кокаин рассыпан повсюду; на сидениях валяются самокрутки с гашишем и свернутые трубочкой банкноты, служащие для нюхания дорожек. Багажник забит трусиками различнейших видов и размеров, от абсолютно чистейших до не очень. Если он туда заглянет, то наверняка ему захочется задать нам парочку вопросов, вот только не достает смелости.
В самый момент отъезда к нему подходит Кока.
— А знаете, в моих родных сторонах мусора не такие пристойные…
Словечко «мусор» ему не слишком нравится, но румянца он сдержать не может. Кока усаживается в машину и перед тем, как закрыть дверь, очень высоко закатывает юбку на бедрах, что приводит достойного представителя общественной безопасности в состояние полнейшего ступора. Джеки сначала хихикает, а потом хохочет уже во все горло. Кока посылает полицейскому воздушный поцелуй и кричит:
— Могу прибавить, что мундиры меня всегда возбуждают.
После этого она захлопывает дверь и стартует так резко, что Джеки, который как раз натянул себе на голову огромные трусы, захваченные во время наших состязаний, и уже собрался начать окидывать мусорка ругательствами, падает с места.
Пора отправляться в Африку. Там мы будем меньше бросаться в глаза.
Во время нашего пребывания там роллсом будет заниматься Кока. Перед завершением нашего путешествия я удовлетворяю ее желание и трахаю прямо на капоте машины — это ее любимый способ. Сама она предпочла бы делать это прямо на шоссе, но я выбираю небольшую рощицу несколько сбоку. Тут я и всажваю ей, уцепившейся за Нике Самофракийскую, уперев колени о бампер, в совершенно бесстыдной позиции, с высоко закаченной юбкой. Джеки ожидает своей очереди в сторонке.
А после последнего поцелуя мы расстаемся в аэропорту, где нас ожидает самолет, на котором мы с Джеки вернемся к нашему конвою.
Нет ничего лучше самого простого удовольствия вернуться в форму. Моя болезнь осталась только в воспоминаниях, равно как и смерть Пейруса. Вся Испания захвачена волной холодов, когда приезжаем мы, возвратившись в Колорадо, к конвою и собственным заботам.
В садиках видны снежные сугробы. Дом, занятый моими людьми, погружен в тишину. Окна выбиты, ставни оборваны, входная дверь отсутствует. За нами, что было сил на своих коротеньких ножках бежит тетка Зохра и визжит.
— Зохра, успокойся. Объясни, чего ты желаешь, но по-испански, а не по-арабски.
— Ой! Эти твои люди, ой! Это же не люди, а бандиты! Не хочу я их здесь никогда больше видеть!
— Что они натворили?
— Все разбили, все уничтожили. Это не люди а несчастье.
— Успокойся. Я за все заплачу.
— И они перетрахали всех моих девочек.
— Ну так что, они же не девственницы…
— Это правда, но ведь они не заплатили…
Все эти вопли мне осточертели. Иду глянуть, что происходит. Все наши работники собрались в салоне. Раз и Два сидят, закутавшись по самые носы, возле небольшого костерка, разведенного прямо на полу. Ставни, двери и мебель, старательно порубленные на маленькие дощечки, обозначают их территорию. Громадное пятно сажи на потолке несколько затемняет вид. На полу, во всех углах — истинное побоище бутылок. Практически все мои люди находятся здесь, но в совершенно паршивом состоянии. Альбана опять позабыл о запретах собственной религии — он лежит, раскинув руки, очки слезли с носа, опершись о стенку. Индеец даже и не заметил, что я вошел — распевает вполголоса, зажав бутылку между коленей. Капоне, который стоит на ногах, хотя и качается из стороны в сторону, приветствует меня пьяной улыбкой. Совершенно пьяный и сконфуженный моим появлением Джос упорно пытается застегнуть пуговки на рубашке. Даже Шотар присоединился к ним. Сейчас он вламывается в комнату, уж слишком сильно сжимая свой чемоданчик, после чего становится передо мной с совершенно сумасшедшими глазами.
— Ч-чарли. Все в п-порядке.
Джос с большим рудом подтверждает, что все обошлось без проблем.