Сахаров и власть. «По ту сторону окна». Уроки на настоящее и будущее

Накануне приезда к нам Руфь Григорьевна поехала к знакомым и позвонила академику П. Л. Капице (напомню, что наш телефон был отключен, так что из дома она позвонить не могла). Фактически это был призыв вмешаться. Но Капица уклонился от каких-либо действий, как и все другие “именитые”. (Дополнение 1988 г. В 1987–1988 гг. мне стало известно, что Капица все же дважды предпринимал негласные действия в мою защиту.) Несколько слов о позиции Академии в целом, ее Президиума. Бытует мнение, что Академия оказала противодействие нажиму властей, требовавших моего исключения из числа академиков. По дошедшим до меня рассказам это не так. Исключения требовали на заседании Президиума два или три особо “ретивых” академика. Фамилии я их забыл. Александров ответил, что вопрос об исключении не стоит. Из этого ответа кажется очевидным, что ни отдел науки ЦК, ни КГБ не ставили вопроса об исключении.

Люся уехала в Москву с Лизой в воскресенье и вернулась через неделю. В понедельник, 28 января, она опубликовала мое заявление на пресс-конференции, получившей очень широкий отклик. Она также дважды была в прокуратуре по вызову. Там она потребовала объяснений моей высылки и разрешения проблем Лизы, все еще не получившей возможности выехать к своему жениху – Алеше».

1980 г. Справка Архива Сахарова в Москве, включая описание рассекреченных документов Политбюро ЦК КПСС и КГБ СССР:

27 января. Сахаров делает заявление о высылке в Горький.

28 января. Е. Г. Боннэр, вернувшись из Горького в Москву, передает «Заявление» иностранным корреспондентам во время пресс-конференции в московской квартире.

Президиум АН СССР направляет в редакцию «Известий» текст с осуждением антиобщественной деятельности академика Сахарова для опубликования в газете.

Сахаров вызван для беседы в горьковское управление МВД.

30 января. Е. Г. Боннэр в Москве вызвана в прокуратуру СССР для беседы в присутствии сотрудника КГБ. Отказалась подписать официальное предупреждение.

Сахаров вызван к заместителю прокурора Горьковской области, обвинен в нарушении режима.

7 февраля. Ю. Андропов информирует Политбюро о поведении Сахарова: «…отказался сдать государственные награды, через свою жену Боннэр предпринимает попытки выхода на иностранцев».

Сахаров:

Февраль. Делает заявление по поводу условий содержания в Горьком.

Выступает в защиту преследуемого Л. Копелева. Отправляет телеграмму президенту АН СССР с требованием вызова на заседание Общего собрания Академии наук.

Присоединяется к документу московской группы «Хельсинки» в защиту В. Бахмина, М. Ланды. Пишет интервью «Некоторые мысли на пороге 80-х годов» для зарубежных изданий (передает через Е. Г. Боннэр).

23 февраля. Делает заявление на имя Генерального прокурора СССР с жалобой на действия горьковской милиции, требует ознакомить с подлинными документами, послужившими основанием для высылки из Москвы, заявляет о своей готовности предстать перед открытым судом.

Март – май. Московские друзья (Ю. Шиханович, С. Бабенышева, М. Петренко, А. Бабенышев), несмотря на запрет, едут в Горький навестить Сахарова. Все задержаны, отправлены назад.

Сахаров:

Отвечает (письменно) на вопросы корреспондента итальянского агентства АНСА (передает через Е. Г. Боннэр).

* * *

4 марта. У московской квартиры Сахаровых на улице Чкалова установлен милицейский пост.

5 марта. Решение за подписью Секретаря ЦК КПСС М. В. Зимянина о том, что Сахаров оставлен работать в ФИАНе и что разрешены командировки к нему в Горький физиков из Отдела теоретической физики ФИАНа.

БА:

Если вопрос об исключении АДС из АН СССР реально никогда не стоял[102], то вопрос увольнения его из ФИАНа встал после высылки очень остро. Давление партийных верхов на ФИАН и Отдел теоретической физики с требованием уволить Сахарова было колоссальное. Начальник Теоротдела Виталий Лазаревич Гинзбург тогда не раз ходил в ЦК КПСС с предложениями оставить Сахарова работать в ФИАНе, обеспечить ему возможность в ссылке заниматься физикой. А заместитель начальника отдела Гелий Фролович Жарков на предложения уволить Сахарова, поскольку он не ходит на работу, «наивно» парировал: «Покажите мне, где в Уставе Академии написано, что академик обязан ходить на работу?»

Конечно, успех этой «итальянской забастовки» был обеспечен тем, что исполняющий обязанности директора ФИАНа[103]Сергей Иванович Никольский был полностью солидарен с позицией теоретиков, а также тем, что все строгие указания «уволить» делались устно, никаких бумаг на этот счет в Академию и ФИАН не поступало. Что опять же означает, что в вопросе высылки Сахарова не было единого мнения и на самом «верху». О том же, как уже отмечалось, с еще большей очевидностью говорит тот факт, что связь АДС с иностранными корреспондентами продолжалась и после высылки, теперь уже через Елену Георгиевну Боннэр.

* * *