Сахаров и власть. «По ту сторону окна». Уроки на настоящее и будущее

Пишет заявление участникам предстоящей Мадридской конференции в защиту политзаключенного Ю. Орлова. Отправляет письмо вице-президенту АН СССР Е. П. Велихову о Е. Алексеевой. Присоединяется к коллективному письму в защиту Т. Великановой и Г. Якунина.

Все передает через Е. Г. Боннэр.

* * *

8 июля. Сахаров вызван на беседу к начальнику КГБ Горьковской области по поводу отправленной им телеграммы Андропову.

26 августа. Ю. Андропов информирует: «…получены данные об ухудшении психического состояния Сахарова, что может повлиять в будущем на активизацию им враждебной деятельности».

Сахаров:

Октябрь – декабрь. Отправляет письма и телеграммы в ФИАН и Президиум АН СССР с просьбами помочь выезду из СССР невестки Е. Алексеевой. Пишет обращения в защиту осужденного В. Стуса и арестованного В. Браиловского. Благодарит американских коллег за моральную поддержку и просит их содействия в деле Е. Алексеевой.

«Оторвались» и навестили Мальву Ланда (февраль 1980 г.)

БА:

После первого суда в 1977 г. и двух лет ссылки Мальва Ланда жила «за 100-м километром» в городе Петушки Владимирской области, где останавливаются поезда «Москва – Горький». Вторично ее арестовали 7 марта 1980 г. А в феврале Елена Боннэр решила навестить ее по пути из Горького в Москву. Но приводить к Мальве команду всегда сопровождавших Боннэр сотрудников КГБ было нельзя. Значит, надо было суметь как-то по дороге от них «оторваться». И Елена Георгиевна сумела это сделать.

Ехали они из Горького вдвоем, вместе с Лизой Алексеевой (это был февраль, а Лизе запретили посещать Сахарова в Горьком в мае 1980-го); поезд прибывает в Петушки примерно в пять утра и стоит одну минуту. Лиза потом рассказывала, что не поняла, почему Елена Георгиевна сказала ей не брать в дорогу никаких вещей, а спать в вагоне не раздеваясь. И вот поезд подходит к Петушкам. Елена Георгиевна слезает с полки, толкает Лизу: «Пошли». Та лишних вопросов не задает, а дремавшие на соседних полках крупные мужчины поглядели – решили: «Бабы в туалет отправились» (так рассказывала Е. Г.). А они тихонько сошли с поезда, и тот вместе со всеми сопровождающими уехал в Москву. Как было приятно «сбросить хвост», остаться одним. Утром они заявились к Мальве, это была радостная встреча. А после обеда другим поездом приехали в Москву. И, подходя к дому № 48-Б на улице Чкалова, увидели у своего подъезда толпу сотрудников КГБ – человек пятьдесят. Паника в ведомстве в связи с утерей «сопровождаемой» была великая. И, как рассказывала Е. Г., видно было по лицам, какое облегчение, счастье они испытали, увидев приближающихся к дому двух искомых женщин.

Будни в ссылке. Первая кража рукописи «Воспоминаний». 60-летие 21 мая 1981 г.

Сахаров:

«В первые месяцы 1980 года, в основном, сложились внешние контуры моего положения в Горьком – с его абсолютной беззаконностью и в чем-то парадоксального. Иногда КГБ совершал новые акты беззакония, нарушая статус-кво. Очень важные события (важные и по существу, и для моего мироощущения) связаны с делом Лизы. Внутри этих контуров продолжались моя общественная деятельность и, в каких-то масштабах, попытки научной работы. Происходили и некоторые события личного характера.

Как я уже писал, меня поселили на первом этаже двенадцатиэтажного дома-башни в одном из новых окраинных районов Горького с несколько странным названием “Щербинки”, очевидно унаследованным от когда-то находившейся здесь деревни.

В первые дни из каждого окна, на каждом углу я видел характерные фигуры в штатском».

Елена Боннэр (в письме другу из Горького, 1980 год):

«Из московского окна площадь Красная видна, а из этого окошка только улица немножко, только мусор и г…но, лучше не смотреть в окно. И гуляют топтуны – представители страны».

Сахаров:

«Беспрепятственно ко мне могут приезжать только моя жена, Руфь Григорьевна и мои дети. Моей невестке Лизе в мае 1980 года запретили ездить ко мне в Горький.

* * *

Все эти годы, когда я выхожу из дома, за мной немедленно следуют “наблюдатели” из КГБ. Многих из них я знаю в лицо. В лесу это иногда парочка, изображающая “любовь”. Иногда это наблюдатель, который прячется за толстым стволом дерева в двух шагах от нас; если мы его заметили и ему некуда спрятаться, он стремительно убегает… Они не дают позвонить по телефону-автомату в Москву, или в Ленинград, или куда-либо еще (читатель, конечно, помнит, что в квартире телефона нет; более того, телефон у нас в Москве на улице Чкалова и даже на даче выключен еще 22 января 1980 года)…

Мы с Люсей столкнулись с еще одним сюрпризом. Слушать радио по транзистору было невозможно. Из обоих наших приемников несся сплошной рев. Это была “индивидуальная глушилка”, очевидно установленная где-то поблизости. В дальнейшем мы стали слушать радио, выходя из дома и удалившись от него на 50–100 метров…