Сахаров и власть. «По ту сторону окна». Уроки на настоящее и будущее

Вообще-то, конечно, это был шантаж – ведь я чуть-чуть надеялась, что если мне удастся госпитализировать Андрея в Москве, то потом его положение как-то улучшится. И повсюду таскала сумку с рукописью – столько бумаги на себе я расположить уже не могла. И кипела от негодования на Академию и на них – полицейских-воров, которые ходили за мной по пятам. Болело сердце, но инфаркт тогда меня не волновал. Адреналин, который поступал в кровь от злости, помогал сердцу. В ночь на 20-е мая мне удалось “оторваться” (жаргон не только сыщиков и воров), и я передала рукопись. А утром 20-го (видно, что-то чувствовали мои преследователи, но проморгали) у моей двери появился круглосуточный милицейский пост. Я вышла на улицу и провела пресс-конференцию с толпой собравшихся у парадного журналистов. Вернулась домой и легла в постель. 21 мая я узнала, что рукопись улетела в Америку.

Вечером пришел наш друг Юра Шиханович. Я лежала, а он хозяйничал. Потом читали друг другу стихи – праздновали день рождения Андрея. И рождение книги. Господи, как счастлива я была тогда, хотя я была с инфарктом, а он в ссылке.

По моему тогдашнему летосчислению этот день – день рождения Андрея – стал днем рождения книги. Но на самом деле и это неверно. 8 сентября 1983 года Андрей написал в новой тетради: “Начинаю вновь дневник с годовым перерывом после кражи <…>. Этот год я был занят восстановлением “Воспоминаний” <…>. Совсем не занимался наукой. Это очень плохо. Но я не робот <…>. Я предполагаю, после того как макет посмотрит Люся и внесет исправления, переписать от руки в двух экземплярах <…>. Если Рема получит этот материал, у него будет все украденное год назад <…>”. И через несколько дней: “Вчера не выполнил плана писания, хотя сидел допоздна и не ложился после обеда” (см. [3]).

Лето и осень Андрей занимался монтажом книги (он говорил “макет”), не имея всей рукописи перед глазами. Он придумывал какие-то сложные обозначения для различных частей – буквенные и фигурные: кружки, квадраты, ромбики и треугольники. Я с трудом в них разбиралась, иногда приходила в отчаяние, не представляла, как Ефрем, Таня, Алеша и Лиза в них разберутся, если страницы попадут в Америку. Но и это становилось все более проблематичным.

Я снова часто ездила в Москву. Нитроглицерин в одной руке, другой прижимаю сумку. Однажды на вокзале, сидя на чемодане (стоять не могла), я сказала: “Другой муж пожалел бы…” Сказала не в упрек, хотела пошутить, а у Андрея задрожали губы. Тогда я показала рукой на трех молодых, здоровенных наших сопровождающих из КГБ (они стояли в двух шагах) и громко, чтобы они слышали, прочла: “И все тошнит, и голова кружится, и мальчики кровавые в глазах…” Вроде как нас успокоить, что тошнит меня не от слабости, и им сказать, что мальчики кровавые – это они. А потом в поезде, всю ночь не сомкнув глаз, твердила себе: “Дура ты дура и шутки твои дурацкие”. Андрей ведь уже предчувствовал, что ему предстоит, письма иностранным коллегам писал с просьбой помочь, чтобы меня пустили в США для операции на сердце. И мы оба понимали, что “за так” меня не отпустят, – значит, голодовка. И разлука Бог знает на какой срок! (“Разлука ты, разлука, чужая сторона…” Чужая всегда там, где не вдвоем!)

Так вот и было в жизни. И книга – все-таки осуществленная, вопреки всему выжившая, “всем чертям назло”. И эти письма – я передала их вместе с рукописью в конце февраля 1984 года. И страх за меня. И “Люсенька, надо”, когда я весной 1983-го в третий раз ехала в Москву, чтобы переправить на Запад статью “Опасность термоядерной войны”. Дважды она по дороге пропадала. Жаль, не знают об этом прагматики и миротворцы из американских фондов. И по сей день живучи упреки, что я его не жалела – не удержала от голодовок, а однажды ему: “Андрей, пожалей Люсю”. И наш ответ на них тогда, и мой – сегодня: это не ваше дело. Не ваше – навсегда!

Из дневника Андрея Сахарова. 1984 г., февраль. “Я хочу, чтобы в книжке был наш с Люсей семейный портрет – глядя на него, думаешь о том времени, когда он будет экспонироваться: “Б. Биргер. Портрет неизвестных. Эпоха ранней атомно-электрической цивилизации. Восточная Европа. Планета Земля”.

А ответить на вопрос “Когда закончена книга?” я так и не смогла. Все три даты – 15 февраля 1983 года, 21 мая 1983 года и февраль 1984-го – правильны. Но будет еще четвертая, о которой мы не знали…

Однажды, уже когда у меня был второй (а может, это был третий?) инфаркт, Андрей сказал, что он не сможет жить без меня и покончит жизнь самоубийством. В его тоне была какая-то не свойственная ему истовость, как будто он заклинает судьбу или молится. Я испугалась. И просила его ничего не делать сгоряча. Взяла слово, что, если это случится, перетерпеть, переждать полгода. Он обещал.