Как это ни печально, следует признать, что на этот раз провокация оказалась более успешной, чем в предыдущие годы. При этом удар – подлый и жестокий! – пришелся – как и ранее! – не только по мне, но и в особенности по Люсе. Хотя Люся и не была явно названа в статье, подписанной четырьмя академиками (это было бы снижением их “высокого” уровня), но уже задолго до этого советская пропагандистская машина многими путями внедряла в податливые к этому умы представление о ней как о главной виновнице моего “падения”. Наряду с инсинуациями бульварного толка особую роль при этом играет подчеркивание Люсиной национальности – еврейской; конечно, армянская менее доходчива. Так что все было готово к тому, чтобы и мою статью в
“Форин афферс” приписать тому же тлетворному и коварному влиянию. (Мало кто задумывается, что все-таки я специалист по термоядерному оружию, а Люся – по микропедиатрии.)
В начале 1983 года вышло третье (дополненное и переработанное) издание книги Н. Н. Яковлева “ЦРУ против СССР”. В этом издании добавлен большой раздел, посвященный Люсе и мне. Очевидно, понадобилось (кому? – верней всего, КГБ). В иллюстрированном журнале “Смена”, рассчитанном на самого широкого читателя, появилась серия статей за подписью Яковлева, представляющих собой краткую, но весьма “сочную” выжимку из “диссидентских” разделов книги. Последняя из статей – “Путь вниз” – о Люсе и обо мне. Тираж книги – 200 тысяч экземпляров, тираж “Смены” – свыше 1 млн 700 тысяч, так что прочли эту сенсационную ложь миллионы читателей!
3 сентября, когда мы с Люсей собирались ехать куда-то на машине, к нам подошла женщина, скорее молодая, чем средних лет, с самыми резкими, истерическими нападками на меня и, в особенности, на Люсю, которая как еврейка меня подстрекает. На другой день Люся рано утром уезжала в Москву. Колесо оказалось спущенным – с корнем вырвана ниппельная трубка. Колесо я сменил на запасное – на поезд мы не опоздали. Люся грустно сказала:
– Посидим минутку в машине на дорогу. Это наш единственный дом.
Посадив ее на поезд, я вернулся в Щербинки. А Люсю ждало тяжелое, мучительное испытание. Как только поезд тронулся, пассажиры, ехавшие с ней в купе, начали кричать на Люсю, требуя немедленно высадить ее из поезда, так как она – предательница, поджигательница войны, сионистка, и они, честные советские люди, не могут ехать вместе с ней. К соседям по купе присоединились почти все остальные в вагоне – кто по доброй воле и охоте, начитавшись провокационных статей академиков и Яковлева, кто, вероятно, из страха остаться в стороне и попасть “на заметку”, кто просто по своей погромной склонности. Это действительно был настоящий погром, с истерическими выкриками, упреками, угрозами. Люся вначале односложно возражала, но, почувствовав, что это совершенно бесполезно и никто ее не слушает, замолчала. Уйти и так прекратить пытку криком в замкнутом пространстве вагона было некуда. В полученной мной фототелеграмме она написала:
“Это было очень страшно, и поэтому я была совершенно спокойна”.
Но чего стоило ей это спокойствие, к тому же после недавнего инфаркта! Мы предполагаем, что зачинщики погрома были гебисты, хотя утверждать с определенностью трудно. Если это так, то похоже, что ГБ просто в очередной раз убивало Люсю?
Наконец, после более чем часа криков и истерики, проводница сказала:
– Я не могу высадить пассажира с билетом, – и провела Люсю в служебное купе, где она наконец осталась одна.
Через некоторое время к Люсе заглянула средних лет женщина, русская, по виду учительница. Она поцеловала Люсю и сказала:
– Не обращайте на них внимания, они все такие погромщики.
Внутреннее напряжение, державшее Люсю, ослабло, и она заплакала. Увидев Люсино измученное лицо, заплакала и Бэла Коваль, наш друг, встречавшая Люсю на вокзале в Москве. На улице Чкалова Люсю уже ждал у дверей квартиры обычный милицейский пост. Обратная поездка в Горький и следующая в Москву прошли спокойно…