Сахаров и власть. «По ту сторону окна». Уроки на настоящее и будущее

Шло это все волнами – то лучше чуть, то совсем пропадаю, а тут пришла телеграмма, что начинается суд над Алешей Смирновым, и 10 мая я поехала в Москву. Встречал Ших. Идти до такси было трудно, но добрались. Вечером у меня были Маша Подъяпольская[114], Лена Костерина[115]и Любаня (мать и жена Алеши), сказали, что суд завтра в 10 утра в Люблино. Я мысленно представила себе лестницу на мост над путями – через него надо перейти, чтобы добраться до здания суда, там уже судили стольких: Буковский, Краснов-Левитин, Твердохлебов, Орлов, Таня Великанова, Таня Осипова и другие. И мне стало плохо – плохо реально, по-настоящему: закружилась голова, схватило сердце, посинели ногти. Маша спросила: “Что с тобой?” – “Плохо”. И потом: “Вы простите, я к суду не пойду. Пусть днем ко мне после перерыва кто-то приедет и расскажет. А я все расскажу коррам. И вечером тоже сделайте так”. Мне было очень неудобно перед Леной – у нее сын завтра предстанет перед судом, а я… Но я чувствовала, что иначе не выдержу».

Сахаров:

«В промежутке между 10 и 14 мая проходил суд над Алексеем Смирновым. Люся была занята этим. Алексей Смирнов – внук известного журналиста Костерина, проведшего много лет в заключении, реабилитированного и восстановленного в партии в 50-х годах, умершего в 60-х годах. Это на его похоронах П. Г. Григоренко произнес речь, вошедшую в нравственную и общественную историю страны. Тетя Смирнова – автор не менее известного “Дневника Нины Костериной”[116]».

Елена Боннэр:

«Суд продолжался два дня. Приговор – 6 лет лагеря и 4 года ссылки. 10 лет – десять. Какой Алешка молодец. Как он смог выдержать и битье, и давление следователя, и как безумно жаль его, Лену, Любу».

БА:

В академической поликлинике у Елены Георгиевны диагностировали обширный инфаркт, потребовали госпитализации. Она согласилась при условии, что вместе с ней в московскую больницу положат и ее мужа. Ей отказали, именно тогда ученый секретарь АН СССР академик Скрябин произнес свою бессмертную фразу: «Мы не дадим вам шантажировать нас своим инфарктом». 20 мая Елена Боннэр провела пресс-конференцию для иностранных журналистов.

Елена Боннэр:

«20 мая, в час, назначенный для пресс-конференции, я услышала на лестнице какую-то возню. Открыв дверь, я увидела милиционеров, заталкивающих корров в лифт. Тогда я вышла на улицу. Стоя у окна книжного магазина и держа в руке нитроглицерин, с которым теперь уже не расставалась ни на секунду, я рассказала коррам о нашем положении».

Сахаров:

«Есть ли у власти (конкретно – у КГБ) какой-либо общий, “генеральный” план решения “проблемы Сахарова”? Мы, вероятно, никогда не узнаем, существует ли такой план в записанном на бумаге виде, но многие действия в отношении меня и Люси за последние годы выявляют некие тенденции, носящие весьма зловещий характер. Время покажет, ошибаемся ли мы с Люсей в их оценке.

Прошло более полугода после инфаркта в апреле. Все это время Люсино состояние не нормализовалось: продолжались боли, не исчезла необходимость наряду с пролонгированными средствами усиленно применять нитроглицерин. Временами происходили ухудшения. Последнее, самое серьезное и длительное, произошло 16 октября. 17 октября Люся попросила меня не отлучаться из дома. В середине дня она сказала:

– По-видимому, нам надо поговорить.

Я присел на край кровати. Люся говорила о детях и внуках, о радости, которую они ей дали; дети принесли ей удовлетворение и счастье в жизни. Говорила о маме, обо мне. Она сказала, что не упрекает меня за последнее главное выступление (письмо Дреллу), – оно было необходимо. Но я должен отдавать себе отчет в том, чего оно ей стоило, не скрывая от себя правды. Потом она говорила о том давлении, которое мне предстоит в будущем…

Я ответил ей:

– Я никогда не предам тебя, себя самого, детей.

Люся:

– Да, это я знаю.

(Добавление. 17 ноября 1983 года арестован Юра Шиханович. Люся сообщила мне об этом в телеграмме. Ему предъявлено обвинение по 70-й статье – угрожает до 7 лет заключения и 5 лет ссылки. Это самый жестокий удар, нанесенный репрессивными органами по близким нам людям за последние годы.)»

Глава 27. Ссылка-4. 1984–1985

Задержание Елены Боннэр в горьковском аэропорту, неизбежность голодовки («Они хотят сделать меня живым трупом»), письмо Александрову. Между голодовками: «Сахаров прекратил голодовку, остальное население города продолжает голодать»

Задержание Елены Боннэр в горьковском аэропорту, неизбежность голодовки («Они хотят сделать меня живым трупом»), письмо Александрову

БА: