Сахаров и власть. «По ту сторону окна». Уроки на настоящее и будущее

Елена Боннэр (из книги «Постскриптум» [28]):

«Когда Андрюша вернулся домой, у него состояние было довольно странное. С одной стороны, он очень радовался, что мы вместе: мы буквально ни на минуту не расставались, ходили друг за другом даже в ванную. А с другой – он почти с первого дня начал грызть себя за то, что не выдержал голодовки и что второй раз, когда он пригрозил начать голодовку, 7 сентября, его сразу выписали и он отказался продолжать голодовку, не в силах не видеть меня еще Бог знает сколько времени. В общем, настроение у него было сложное, скорее нерадостное. А когда я ему говорила, что надо учиться проигрывать, он говорил: “Я не хочу этому учиться, я должен учиться достойно умирать”. Он все время повторял: “Как ты не понимаешь, я голодаю не только за твою поездку и не столько за твою поездку, сколько за свое окно в мир. Они хотят сделать меня живым трупом. Ты сохраняла меня живым, давая связь с миром. Они хотят это пресечь”».

Сахарова Мария Ивановна (двоюродная сестра А. Д. Сахарова, гидробиолог, в книге [19], с. 442):

«Приходилось слышать разговоры, что она его “вовлекала” в протестное движение. Но это полная ерунда; во-первых, его первая брошюра написана была до их встречи, и, во-вторых, и это самое важное, ведь он был самостоятельно мыслящий человек… Какое могло быть “вовлечение”? Да и правозащитная его деятельность началась раньше. Они и встретились-то уже во время какого-то суда над диссидентами…

В чем-то другом, конечно, Елена Георгиевна влияла, не могут люди, живущие рядом, не влиять друг на друга… Любовь между ними была настоящая. Он ее сильно любил, была и крепкая дружба. Можно было только порадоваться за него…

– Как Вы отнеслись к голодовкам Андрея Дмитриевича за то, чтобы Елену Георгиевну выпустили лечиться на Запад?

Ей было необходимо сделать две операции: глазная и главная – на сердце, которую надо было делать в Америке. Дети ЕГ уже были в Америке… Я думаю, Андрей боялся, что здесь ее просто “зарежут”. И, конечно, для него было невозможно ее потерять, он руководствовался этим… Это было его решение, мы относились к этому с уважением, но и со страхом, и с тревогой…»

Сахаров (из письма Президенту Академии наук А. П. Александрову, октябрь 1984 г., [2], т. 2, с. 524–533):

«Глубокоуважаемый Анатолий Петрович!

Я обращаюсь к Вам в самый трагический момент своей жизни. Я прошу Вас поддержать просьбу о поездке моей жены Елены Георгиевны Боннэр за рубеж для встречи с матерью, детьми и внуками и для лечения болезни глаз и сердца. Ниже постараюсь объяснить, почему поездка жены стала для нас абсолютно необходимой. Беспрецедентный характер нашего положения, созданная вокруг меня и вокруг моей жены обстановка изоляции, лжи и клеветы вынуждают писать подробно; письмо получилось длинным, прошу извинить меня за это. <…>

С 11 мая по 27 мая я подвергался мучительному и унизительному принудительному кормлению… Способы принудительного кормления менялись – отыскивался самый трудный для меня способ, чтобы заставить меня отступить. 11–15 мая применялось внутривенное вливание питательной смеси. Меня валили на кровать и привязывали руки и ноги. В момент введения в вену иглы санитары прижимали мои плечи. 11 мая (в первый день) кто-то из работников больницы сел мне на ноги. 11 мая до введения питательной смеси мне ввели в вену какое-то вещество малым шприцем. Я потерял сознание (с непроизвольным мочеиспусканием). Когда я пришел в себя, санитары уже отошли от кровати к стене. Их фигуры показались мне страшно искаженными, изломанными (как на экране телевизора при сильных помехах). Как я узнал потом, эта зрительная иллюзия характерна для спазма мозговых сосудов или инсульта…