Сахаровский сборник

Ссылка на авторитет указывает на другой класс категорических суждений — которые не очевидны в личном опыте, не могут быть доказаны и, если честно говорить, не всегда строго истинны, но должны быть приняты за истинные. В частных случаях вина может быть установлена — но презумпция невиновности от этого не теряет силы. Она остается действующей, как пружина. В частных случаях присяжные вправе сказать "невиновен" явному убийце, явному вору. Или царь — помиловать Катюшу Маслову. Но закон от этого не теряет силы. В Новом Завете право нарушения закона связывается с благодатью. Благодать выше закона, но она не отменяет закона. Христос исцелял по субботам и не бросал камня в грешницу, но субботы не отменял. Он сказал, что пришел не нарушить закон, а исполнить. По благодати пружина иногда может быть отжата, но она должна оставаться крепкой, должна с большой силой возвращаться на место. Иначе благодать откроет дорогу прихоти и произволу. И вот здесь и нужно сослаться на Писание. Заповедь всегда нужно помнить. Даже тогда, когда нарушишь ее. Тогда — в особенности.

Однако слова Павла в Послании к римлянам — совсем не заповедь. Скорее отповедь — зелотам, мечтавшим восстать и (с помощью легионов ангелов) сломить власть Рима; отповедь хилиастам, мечтавшим немедленно прыгнуть в тысячелетнее царство праведных. Павел был реалист. Он имел в виду то, что впоследствии говорилось об исторической необходимости. Но он вовсе не заповедовал лизать зад римлянам. Подчинение власти имело свои границы (у Христа — "Богу Богово, кесарю кесарево", у Павла — "надо слушаться Бога больше, чем людей"). Гражданская дисциплина не означала отказа от свободы проповеди. Так это понимали апостолы и мученики, так это понимали святой Амвросий Медиоланский, не впустивший в храм императора Феодосия, и святой Иоанн Златоуст, низложенный и сосланный за обличение императорского двора.

Никакая необходимость, или предопределение, или Божья воля не устраняют человеческой свободы. Царство свободы существует в известных границах, но оно всегда есть. Есть возможность выбрать один из нескольких земных путей (на худой конец — смерть, как Катон). И есть возможность открыть дверь вглубь, найти безграничный простор внутренней свободы. Логически свобода и необходимость, предопределение и свобода находятся в нелегких отношениях, но это не значит, что они исключают друг друга. В разных традициях, в разных культурах свобода и необходимость выступают в разных одеждах, но они всегда вместе. Они связаны, как Бог и человек в Христе, неслиянно и нераздельно.

Несть власти, аще не от Бога, в переводе на китайский — мандат неба (тяньмин). Правящая династия имеет мандат неба. Но если ее свергают, происходит смена мандата (синьмин). Божье соизволение сменяется Божьим попущением, и Божьему попущению приходит конец.

Когда именно? Это нигде не сказано. Это надо почувствовать. Никакой закон, никакое писание не заменяет своей совести и собственного разума.

В индийской мысли главное — не что будет с обществом, а каким будешь ты. Границы личной судьбы — карма, заданность. Но это именно границы, а не сам путь. Так нам задан язык; за редчайшим исключением, мы не выбираем языка своей мысли, это наша карма. Но на одном и том же языке можно заикаться, можно бойко пользоваться клише и можно писать действительно свободно, т.е. своеобразно, талантливо. Хороший стилист присужден к свободе, принужден быть самим собой в каждой фразе; плохая, казенная, чужая фраза мучает его, как дурной поступок.

Инерция языковой системы не мешает свободе стилиста. Так же инерция религиозной системы не мешает свободе мистика, инерция политической свободы — свободе преобразователя. Божья воля не собрана вся в инерции. Она ничуть не меньше и в нарушении инерции, в решимости Павла начать проповедь среди язычников, в решимости Мохаммеда начать завоевание мира как раз в тот момент, когда обе сверхдержавы VII века, Иран и Византия, до крайности истощили друг друга и готовы были пасть к ногам арабов. Павел чувствовал не только невозможность действовать как мессия с мечом в руках. Он чувствовал также возможность действовать по-своему и действовал. Свобода — это понятая необходимость, понятая (или почувствованная) щель, в которую можно устремиться и взломать инерцию, это слабый участок во фронте, сквозь который можно вырваться на простор.

Параметры свободы меняются. В эпоху Возрождения у человека и нации было больше свободы, чем в последние века Римской империи. Но и тогда можно было не только бросаться на собственный меч. Чем меньше возможностей внешней свободы, тем неотступнее призыв к свободе внутренней…