Сахаровский сборник

Лысенко нацело отрицал значение генов как материальных хранителей наследственной информации, считая, что "всякая крупинка живого обладает наследственностью". Поэтому он голословно утверждал, что никаких специфических мутагенов, то есть веществ, избирательно поражающих наследственные структуры, нет и быть не может, что организмы изменяются целиком, параллельно с изменением внешней среды, и что любые благоприобретенные изменения тела наследуются. Вполне естественно, что, отрицая наследственные структуры и факторы, действующие на них, Лысенко препятствовал экспериментальному изучению этих проблем, заменяя генетику чистым знахарством.

Как это ни парадоксально, "лечение" советской биологии началось извне, со стороны, которая оказалась неподвластной Лысенко. Возрождению генетики, а затем и многих других биологических дисциплин помогли физики.

С развитием ядерной физики, с началом испытаний атомного и ядерного оружия стала вырисовываться страшная особенность — повреждение наследственных структур (генов) за счет облучения живых организмов. Первые физики-атомщики, не знавшие ничего об этом, пали жертвой демона, разбуженного их собственным умом. От лучевой болезни медленно (но неуклонно!) погибали все, кто соприкасался с расщепляющимися веществами. Мучительная смерть первых ядерщиков[16] была платой за незнание законов порчи наследственных структур излучением. Но, поняв первые закономерности влияния облучения на хромосомы, генетики вкупе с физиками начали срочную работу по доскональному изучению этих закономерностей. Радиационная генетика — совместное детище биологов и физиков — стала развиваться бешеными темпами. Срочного изучения генетических законов требовала сама жизнь.

И вот тут-то физики в СССР оказались той силой, которая помогла возродить эти исследования вопреки лысенковскому табу. В Институте биофизики Академии наук СССР была создана лаборатория радиационной генетики, в Институте атомной энергии по инициативе И.Е. Тамма, поддержанного И.В. Курчатовым, был организован радиобиологический отдел, соответствующие лаборатории возникли в ряде других физических институтов. Огромное значение имела организация научных семинаров, на которых рассматривалась биологическая проблематика, — и прежде всего теорсеминар И.Е. Тамма в Физическом институте им. Лебедева АН СССР.

На этом этапе Андрей Дмитриевич включился в общую работу физиков по зарождению исследований в области радиационной генетики, а затем убежденно, со специфически сахаровской обстоятельностью, начал борьбу с Лысенко.

Многое из истории этой борьбы сегодня утеряно, многие важные вехи на пути к возрождению генетики в СССР остались неотмеченными, многое попросту делалось так, чтобы следов не оставалось. Нет стенограмм ряда важных выступлений, все меньше остается людей, лично участвовавших в борьбе с монополизмом в биологии в СССР. Тем важнее было бы сегодня же, не откладывая на завтра, начать собирать материалы и воспоминания, которые еще могут возродить историю этих, уже относительно далеких дней.

Но тем не менее забыто далеко не все. В 1959 году в Атомиздате был выпущен маленький сборник "Советские ученые об опасности испытаний ядерного оружия" с предисловием И.В. Курчатова. Центральной статьей сборника стала статья А.Д. Сахарова "Радиоактивный углерод ядерных взрывов и непороговые биологические эффекты" (стр. 36-44) . Вопросы, поставленные в этой статье, имели принципиальное значение.

Повреждение генов при сильном облучении (в том числе и в районах взрывов ядерных устройств) для большинства ученых было очевидным. Но вот вопрос о тех вроде бы ничтожных следах расщепляющихся веществ, которые разносились по атмосфере и гидросфере Земли и которые лишь незначительно повышали фон радиации, оставался не просто открытым — многие ядерщики просто-напросто отрицали вредное влияние этих излучений. Известный физик Э. Теллер — отец американской водородной бомбы — даже цинично заявлял, что вред от испытаний "эквивалентен выкуриванию одной папиросы два раза в месяц" (стр. 124 книги Э. Теллера и А. Лэттера) .