Стоя у приоткрытой двери, старый Лаксман сигнализировал хозяину жестами, что покупку делать ни в коем случае нельзя, но владелец музея словно не замечал намеков слуги. Хозяин выложил за тали приличную сумму, и, как только самозванка ушла, на ступенях музея, точно из ниоткуда, возник оборванный худой индус-садху. Он сел на белый камень крыльца, приняв падмасану, и приготовился к длительному ожиданию. На лице его было написано полное безразличие к окружающему, и по белой полосе на лбу и четкам, которые он перебирал иссохшими темными пальцами, похожими на корни дерева, Лаксман понял, что это тот, кого он опасался. Преданный пришел следом за самозванкой. Предчувствуя недоброе, старик дождался темноты и спустился к земляку, неся плошку с вареными бобами и чайник с чаем. Поставив угощение перед бродячим йогином, Лаксман смиренно склонил голову, попросив:
– Откушай, странник.
Одной рукой перебирая четки из рудракши, содержащие сто восемь бусин, бродяга запустил вторую руку в плошку, быстро и по-обезьяньи ловко перекидав в рот бобы. Затем плеснул в освободившуюся посуду чай, маленькими глоточками выпил и продолжил бормотать себе под нос, разговаривая с Шивой.
– Скажи, земляк, – тронул его за плечо Лаксман, – как понимать твое присутствие на пороге этого дома? Что ты хочешь от моего сахиба?
Рука Камала замерла, перестав перебирать бусины четок, и мутный взгляд уперся в глаза старого слуги. Лицо танцора по-прежнему было красиво, но сделалось худым и изможденным, точно свалявшимся за долгие годы странствий. Некогда черные волосы поседели, став белоснежными, словно листья лотоса, и сбились в жесткие колтуны. Он долго шел и лишь совсем недавно смог напасть на след Маты Хари, снующей по миру, точно гонимая по морю щепка. Постоянно пребывая в беседах с Богом, служитель Шивы без устали искал тали и ту, которой украшение теперь принадлежит. Искал, чтобы совершить покаянное жертвоприношение, ведь если женщина носит этот знак, значит, она считает себя женой Бога и, следовательно, таковой и является. Чтобы искупить вину перед Шивой, Камал еще там, в храме, письменно поклялся на листе бумаги принести в жертву непокорную девадаси, тем самым вернув ее Богу, и листок этот носил с собой. И если Сита мертва, но мертва не от его руки, то пусть Богу в жертву будет принесена голова голландской самозванки. Шива примет Мату Хари как законную жену, ведь Маргарета МакЛеод, не стесняясь, столько лет не снимает ритуальный витой шнур и носит это имя.