Саксонская трилогия (сборник)

Ни графиня Козель, ни ее противники не заблуждались относительно искренности восстановленного мира, они знали, что это всего лишь передышка и что при первой возможности борьба возобновится. После официального примирения, шаткость которого понимал, очевидно, и сам Август, князь и генерал перекинулись с королем несколькими словами и вышли. Август остался у Анны. Уже пять лет длилась их связь, и напрасно придворные надеялись, что он вот-вот пресытится ею. Графиня Рейс и графиня Вицтум тщетно пытались отыскать морщины на лице Козель, тщетно ждали, когда померкнет блеск ее красы: Анна была одной из тех удивительных женщин, как бы наделенных неувядаемой молодостью, на мраморных лицах которых даже самое сильное горе не оставляет следа. Тайные любовницы короля, случайные, заурядные могли лишь развлечь его, но не в состоянии были ослабить привязанность к женщине, обладавшей благородным характером, тонким умом и другими достоинствами, отличавшими ее среди тысячи других. Графиней Козель тщеславный Август похвалялся перед всем миром, кичась своей победой; всех остальных ему приходилось стыдиться. Ни одна из предшественниц Анны не могла сравниться с ней ни красотой, ни умом, ни характером. Напрасны были и старания врагов Анны оклеветать ее: злоба их ничем не питалась, жизнь Анны была на виду, никаких тайн у нее не было, только чрезмерное высокомерие и постоянные уверения, что она жена Августа и королева, можно было поставить ей в вину.

Вскоре после описанной сцены искусные враги попытались другим способом разлучить Анну с королем. Поводом послужило приглашение танцовщицы Дюпарк в Дрезден. Ревность графини была широко известна, все знали, что Август неоднократно выслушивал от нее неприятнейшие упреки и угрозы из-за своего волокитства. Дело это поручили Глазенапп. Познакомившись с Дюпарк, Август выдал себя за графа Торгау, и, приехав в столицу, она тщетно искала его под этим именем. Родная тетушка Дюпарк служила в дрезденском театре. Она повела племянницу к камергеру Мурдахсу, директору королевских увеселительных заведений, посвященному в тайну короля. Тетушка была немало удивлена тому, что камергер отнесся к Дюпарк с особой предупредительностью, готов был выполнить все ее требования, и пригласил выступить в балете «Принцесса Элида», готовившемуся к возвращению короля. Все эти милости исходили, по-видимому, от графа Торгау, но и тетушка и племянница начинали уже догадываться, что тут замешан сам король. Еще более они в том убедились, когда Дюпарк получила неизвестно кем присланные дары.

Всему двору стало известно, что Дюпарк, увидев в театре короля и признав в нем графа Торгау, упала от радости в обморок, что Август попросил актера Бельтур помочь ей прийти в себя, а графиню уязвило проявленное Августом беспокойство о здоровье какой-то авантюристки.

– Мне кажется, ваше величество, – сказала она, – что вы оказываете слишком большую милость этой незнакомке, вряд ли к тому же достойной вашего внимания.

Август рассердился и сухо возразил:

– Да, меня многие упрекают в излишней доброте к людям, которые нередко злоупотребляют ею. Надеюсь, однако, что Дюпарк окажется более скромной.

Сцена продолжалась. Козель, не сдержав себя, бросилась на стул в глубине ложи и довольно громко крикнула:

– У вашего королевского величества особое пристрастие к девкам!

Опасаясь, как бы не разразился публичный скандал, король встал и ушел в ложу королевы, где находился ее брат, маркграф Бранденбург-Байрейт.

Выставленная на посмешище всего двора, графиня немного посидела в ложе опустив голову, а потом, сославшись на недомогание, велела подать носилки и вернулась домой. Король терпеть не мог, чтобы кто-то мешал его прихотям и потому на этот раз всерьез рассердился. Он и сам не пошел к Козель, и никого не послал узнать, как она себя чувствует.

Анна провела вечер в слезах, отчаянии и гневе. Она никого уже не ждала, как вдруг поздно ночью, чуть ли не силой ворвалась к ней баронесса Глазенапп. Врагам Анны казалось, что достаточно подстрекнуть и без того раздраженную графиню на новые вспышки ревности, с которыми король на сей раз, по-видимому, не желал мириться, и разрыв будет ускорен. Дюпарк не могла, конечно, соперничать с Анной, да она и не грезила о таком счастье, но с ее помощью можно было свергнуть графиню или хотя бы пошатнуть ее влияние. Баронесса Глазенапп в таком деле была незаменимой. Она вбежала к Анне с притворными соболезнованиями и, застав ее в слезах на диване, щебеча, подсела к ней.