Между нами в камень ударило копье. Западные саксы на западной стене заметили нас, и некоторые метнули копья, но только одно долетело до нас, а теперь загремело по ступенькам и упало на дорогу.
— Ублюдки скоро отступят, — сказал Финан.
Он был прав. Нападавшие на нас у стены воины устали умирать и поняли, что вместо них будут сражаться другие. И эти другие появились под звуки рога. Мы уставились на северную часть Лундена. Ближе всего к нам были развалины старых стен, заканчивающиеся там, где в Темез впадала речушка Веала. За ручьем начинался подъем, переходящий в западный холм Лундена, на котором стояли руины амфитеатра, а за ними виднелись стены старой римской крепости. Из этого форта изливался поток людей. Многие ехали верхом, большинство шли пешком, но все были в кольчугах. На наших глазах из ворот выехала группа всадников в окружении знаменосцев, их флаги ярко выделялись на полуденном солнце.
— Господи Иисусе, — прошептал Финан.
— Мы пришли сюда сражаться, — сказал я.
— Но сколько же у него людей? — поразился Финан, поскольку цепочка воинов в кольчугах казалась бесконечной.
Вместо ответа я вскарабкался на вершину стены и всмотрелся в дальний лес за пастбищем. Всадников не было видно. Похоже, сейчас мы одни, и если люди Этельстана не явятся из этого далекого леса, то мы так и умрем в одиночестве.
Я послал половину защитников баррикад укрепить стену щитов Румвальда, бросил последний взгляд на север и не увидел никаких признаков Этельстана и его армии. «Давай, — молча молил я, — если хочешь получить королевство — приди!». Затем я спустился по ступенькам туда, где разразится сражение.
Эта битва, с горечью подумал я, определит, какая именно королевская задница станет греть трон. Но с какой стати мне решать судьбу престола Уэссекса? И все же судьба, эта черствая сука, вплела нити моей жизни в мечту короля Альфреда. В самом ли деле существует христианский рай? Если да, то король Альфред даже сейчас смотрит на нас. И чего бы он хотел? В этом я не сомневался. Он хотел христианское королевство для всех, кто говорит на английском языке, он хотел, чтобы этой страной правил христианский король. Он бы молился за Этельстана. В Хель его, подумал я, пропади пропадом Альфред с его благочестием и вечно осуждающим суровым лицом, с его праведностью. Пропади он пропадом за то, что заставил меня всю жизнь биться за его дело, даже после его смерти. Потому что сегодня, если Этельстан не придет, я умру за мечту Альфреда.
Я думал о Беббанбурге и его продуваемых ветрами валах, об Эдит, о моем сыне, а затем о Бенедетте, и мне хотелось прогнать мысли о ней, поэтому я крикнул людям Румвальда приготовиться. Они построились в три ряда, встав в небольшой полукруг у открытых ворот. Опасно маленькая стена щитов, и ее собиралась атаковать вся мощь Уэссекса. Больше нет времени думать, сожалеть и размышлять о христианском рае. Настало время сражаться.
— Вы мерсийцы! — крикнул я. — Вы победили данов, разбили Уэльс, а сейчас сложите новую песнь о Мерсии! Вас ждет новая победа! Ваш король идет! — Я знал, что лгу, но перед битвой людям не нужна правда. — Король идет! — повторил я. — Так что держитесь крепко! Я Утред! Я горжусь, что сражаюсь рука об руку с вами!
И обреченные бедолаги заулюлюкали, пока мы с Финаном проталкивались сквозь ряды туда, где стена щитов перегораживала дорогу.
— Тебе здесь не место, — буркнул Финан.
— Но я здесь.
Меня всё еще терзала боль после ударов Вармунда. Болело всё. Я чувствовал боль и усталость, а из-за тяжести щита казалось, что мне долбят левое плечо. Я опустил щит, оперев его о дорогу, и посмотрел на запад, но вышедшее из форта войско еще не поднялось из неглубокой долины Веалы.
— Если я умру… — начал я очень тихо.
— Замолчи! — рявкнул Финан и добавил намного тише: — Тебе здесь не место. Иди в последний ряд.
Я ничего не ответил и не пошевелился. Всю жизнь я бился только в первом ряду. Человек, ведущий других на смерть, должен быть впереди, а не позади. Мне не хватало воздуха, я развязал кожаные нащечники и позволил им свободно болтаться, чтобы стало легче дышать.
Перед нашей стеной щитов вышагивал отец Ода, похоже, напрочь забывший о восточных англах позади него.
— С нами Бог! — кричал он. — Бог — наша сила и наша защита! Сегодня мы поборем силы зла! Сегодня мы бьемся за Божью страну!
Я перестал обращать на него внимание, потому что на западе над краем долины Веалы стали появляться первые знамена. И я услышал бой барабанов. Поступь войны была всё ближе. Воин в нескольких шагах от меня наклонился, и его вырвало.
— Съел что-то не то, — сказал он, понимая, что это ложь.
Мы прислонили щиты к дрожащим ногам, во рту стоял привкус желчи, из желудка накатывала тошнота, смех над пошлыми шутками звучал натужно.
Первые ряды войска Уэссекса выползли из долины, как серая змея, сверкающая остриями копий.
Восточные англы, столь нерешительно топтавшиеся на месте, начали отступать, словно освобождая место приближающейся орде. Мы оказались правы, с грустью подумал я. Восточные англы не хотели воевать ни за западных саксов, ни, как оказалось, за нас.