Вышедший из форта враг приближался. Колыхались яркие знамена: с крестами, святыми, драконом Уэссекса, прыгающим оленем Этельхельма, а впереди всех — стяг, который я никогда раньше не видел. Им размахивали из стороны в сторону, и мы ясно видели его: тускло-серый дракон Уэссекса под пурпурно-алым прыгающим оленем и с маленьким крестом в верхнем углу.
— С нами Бог! — кричал Ода. — Ваш король идет!
Я надеялся, что он прав, но не посмел покинуть стену щитов и убедиться лично. Ворота были открыты, и мы должны держать их открытыми до прибытия Этельстана.
Стоящий справа от меня Румвальд слегка дрожал.
— Держите строй! — крикнул он своим людям. — Держитесь стойко! — его голос звучал неуверенно. — Он идет, господин? — спросил он меня. — Конечно, идет. Он нас не подведет.
Он говорил и говорил всякую ерунду, просто болтал, чтобы скрыть свой страх. Барабаны стали громче. На флангах приближающихся западных саксов ехали всадники, из долины выходило всё больше пеших, целый лес копий. Теперь я увидел на щитах изображение прыгающего оленя. Первый ряд распался, воины переступали через развалины стен. В нем было около двадцати человек, но за ним шли еще не менее двадцати рядов. Огромная масса обученных воинов двигалась перед всадниками, а позади них — еще больше. Они начали кричать, но из-за большого расстояния их оскорбления до нас не долетали.
Я подхватил щит, поморщившись от боли, и обнажил Осиное жало. Даже этот короткий клинок казался мне тяжелым. Я застучал им по щиту.
— Этельстан идет! — закричал я. — Этельстан идет!
Я вспомнил того мальчика, которого научил убивать, мальчика, впервые убившего по моему приказу. Он казнил предателя во рву, заросшем восковницей. А теперь этот мальчик — король-воин, и от него зависит моя жизнь.
— Этельстан идет! — снова закричал я, продолжая стучать Осиным жалом по окованным железом ивовым доскам.
Люди Румвальда подхватили мой клич и застучали мечами по щитам. Второй ряд просто кричал. Они вооружились копьями с обрубленными до половины длины древками. Для копья нужны обе руки, но коротким копьем можно орудовать и одной. Второй ряд стоял вплотную к нам и будет вонзать копья поверх наших щитов. Схватка на стенах прекратилась, потому что враг, обозленный нашими баррикадами, решил понаблюдать, как нас сокрушит куда большая сила. Витгар привел с бастионов еще двадцать человек и расположился с ними под аркой ворот, в готовности укрепить любую часть нашей стены щитов. Я бы предпочел, чтобы рядом со мной стоял Витгар, а не болтающий без умолку Румвальд, но именно люди Румвальда составляли большую часть стены щитов, и я не мог отказать ему в почетном месте рядом с собой.
«Честь» — его слово. Не мое.
— Для меня большая честь стоять с тобой в одной стене щитов, господин, — уже не раз повторил он. — Я расскажу об этом своим внукам!
При этих словах я прикоснулся к серебряному молоту, который вытащил из-под кольчуги. Я коснулся его, потому что мои внуки остались в Эофервике, и мы не слышали опровержения слухов о чуме на севере. Пусть они останутся живы, молился я, и не я единственный возносил молитвы в стене щитов, и не единственный, кто просил Тора. Окружавшие меня воины могли называть себя христианами, но многие затаили страх, что старые боги столь же реальны, а когда враг приближается, бьют барабаны, и щиты тяжелы, ты молишься любому богу и всем богам сразу.
— Бог — наш щит! — Отец Ода прошел за стену щитов и теперь стоял на ступеньках, ведущих на бастионы. — Мы должны победить! — хрипло крикнул он.
Ему приходилось кричать, потому что западные саксы уже приблизились. Их вел всадник, выстраивая напротив нас и оттесняя восточных англов еще дальше.
Я смотрел на врага. Хорошие воины, подумал я. Кольчуги, шлемы и оружие выглядят превосходно.
— Хускарлы Этельхельма, — шепнул я Финану.
— Похоже, — согласился он.
Было слишком жарко, чтобы надеть красные плащи Этельхельма, а кроме того, в бою от плаща одно неудобство, но на всех щитах красовался прыгающий олень. Воины остановились в сорока шагах, слишком далеко, чтобы метать копья, повернулись к нам и начали колотить мечами по щитам.
— Сотни четыре? — предположил Финан.
Но сотни четыре их было только сейчас — все больше воинов присоединялись к ним и колотили клинками по щитам, на которых был всё тот же олень, хотя на некоторых — символы западносаксонских олдерменов. Это была армия Уэссекса, выкованная Альфредом для борьбы с данами и теперь направленная против соплеменников-саксов, а во главе ее — всадники под яркими знаменами, едущие на битву с нами.
Этельхельм был в красном плаще, несмотря на жару, и восседал на великолепном жеребце. Его отполированная кольчуга сияла, на груди висел золотой крест. Лицо скрывали инкрустированные золотом нащечники, навершие шлема венчал золотой олень. Рукоять меча сверкала золотом, уздечку и подпругу украшали маленькие золотые пластины, даже стремена были украшены золотом. Глаза олдермена скрывал роскошный шлем, но я не сомневался, что он с презрением смотрит на нас.