Саксонский сад

Пока дамы удивлялись, мы пересекли Саксонскую площадь, перешли улицу, где нас чуть не задавили, и оказались у главного входа. Я заметил, что лицо панны Зофьи становится пурпурным и что в душе ее временного обожателя зарождаются кое-какие сомнения относительно серого пиджака, темно-зеленых перчаток и светло-оливковых "невыразимых".

- Нельзя, нельзя!.. - загремел в эту минуту сторож, отгоняя какого-то субъекта весьма неприглядной внешности.

- Почему его не пускают? - шепнула мне на ухо встревоженная мама.

- Он плохо одет, - поспешил я успокоить ее.

- А наши...

Не успела она договорить, как и до нас дошла очередь.

- Покорнейше прошу, господа, взять собачку на поводок.

- Биби на поводок? Биби? - вскрикнула панна Зофья.

- Это ее зовут Биби? Ну, так Биби...

- Что же делать, пан Болеслав? Ведь у нас нет поводка Владек, тебе придется, пожалуй, отнести бедную Биби домой.

- А можно ее повести на веревочке? - спросил у сурового стража ошеломленный Владек, впервые за все время позабыв о цвете своих перчаток.

- Можно, можно.

Получив разрешение, белобрысый наш спутник произвел несколько манипуляций над своим пиджаком, и через минуту красотка Биби, фыркая и упираясь, следовала за нами на короткой веревочке. Да и пора было, так как публика уже начинала на нас оглядываться.

- Вода... вода!.. Течет... течет!.. - радостно завопил Франек, увидев проливающий слезы фонтан.

- Франек, веди же себя прилично! - опять увещевает его сестра. - Это фонтан, правда, пан Болеслав? Ах, какой красивый!

Я молчу, размышляя, однако, не о фонтане, а о двадцатилетнем Владеке, который стоит в своем бархатном картузе, широко разинув рот. Между тем публика снова глазеет на нас, панна Зофья снова краснеет, я сам чувствую себя несколько смущенным. К счастью, Биби, пользуясь тем, что обидчик ее погрузился в созерцание, вырывается у него из рук.

- Держи ее, Владек! - кричит мама.

- Лови, Владек! Лови! - вторит ей панна Зофья.

Начинается погоня, во время которой Биби, выскочив из-под ног пробегавшего ребенка, попадает на шлейф дамы, зацепляется веревкой за саблю военного и, наконец, когда какой-то старик ударяет ее палкой, поджимает хвост и покоряется судьбе. Я замечаю, что гуляющая публика всерьез заинтересована случаем с Биби, накидкой панны Зофьи и картузом пана Владислава, - все это вместе взятое отнюдь не придает мне бодрости.

- Мама, пойдем дальше! - просит стройная Зося.

- Идем, - отвечает мама, - только не по середине. Здесь гуляют одни франтихи, и я сгорю со стыда, если на нас и дальше будут этак смотреть.

Мы сворачиваем в аллею направо и находим свободную скамью. Возле тира какая-то девочка катает обруч, другая прыгает через скакалку, третья подбрасывает огромный мяч, а несколько мальчиков бегают взапуски и кричат.

Один из них, в матросском костюмчике, подходит к нам и, поклонившись, спрашивает:

- Скажите, пожалуйста, который час?

- Три четверти третьего.

- Ах, какой вежливый мальчик! - шепчет мама.

Матросик замечает Франека; с минуту они смотрят друг другу в глаза и, наконец, варшавянин, вторично поклонившись маме, говорит:

- Вы не позволите, пани, вашему сыну поиграть с нами?

- Охотно! Охотно! Иди, Франек, поиграй с этими милыми мальчиками, отвечает мама. - Ах, какие чудесные дети у вас в Варшаве!

В мгновение ока оторопевшего Франека окружает кучка детей, и начинается допрос:

- Мальчик, ты играть умеешь?

- Во что ты умеешь играть?

- Да это какой-то слюнтяй...

- А ты откуда приехал?

- Мы с мамой, и с Зосей, и с Владеком из... мы... из К...

- Ну, давайте играть в генерала, - предлагает матросик. - Вы будете солдатами, я генералом, а новичок конем.

- Хорошо!.. Хорошо!.. Ура!..

Через минуту маленький Франек, подстегиваемый кнутом, мчался во весь опор по аллее, закусив зубами веревку. Генералы и солдаты то и дело сменялись, но приезжий из К. неизменно оставался конем и скакал до тех пор, пока от усталости и ударов хлыста не упал наземь, плача навзрыд. Товарищи его рассыпались во все стороны, как воробьи.

- Ах, что за негодники эти варшавские дети! Ах, сорванцы! - кричала перепуганная мама, стряхивая с Франека пыль, вытирая его и успокаивая.

Но вот наступил конец и этой неприятности, и мы двинулись поперек главной аллеи к молочной.

- Господи Иисусе! Что за шлейфы у этих дам! А какая тут пыль! Просто невозможно дышать... Словно тут прогнали стадо овец, - жаловалась мама.

- Пан Болеслав, - спрашивает прелестная Зося. - А для чего эти бочки?

- Для поливки улиц.

- Ах, верно! Оттого тут в аллеях такая грязь! Пыль и грязь... Вот так сад! Да у нас и на выгоне лучше.

- А где тут сажают овощи? - прерывает мама.

- Тут не сажают овощей, - отвечаю я.

- Не сажают? А фруктовые деревья есть?

- Фруктовых деревьев тоже нет.

- Нет? Так для чего же вам этот сад?

- Это, собственно говоря... для свежего воздуха.

- Хорош свежий воздух! Нечего сказать!.. Вы тут все перемрете от такого свежего воздуха. Ах, какая вонь! Отчего это?

- О, это ничего, не обращайте внимания, пани! Мы идем сейчас по аллее, примыкающей к Крулевской улице, ну, а там немножко пахнет от водостоков.

- Ага! О-о-о!