Сакура, свадьба, смерть

Мальчишки согласились. А на время массового осеннего забоя они все убежали из поселка на озеро. Плакали без стеснения там весь день, зажимали уши, чтобы не слушать далёкие стоны ишачков на ферме…

– Твои родители живы?

– Да, стареют потихоньку.

– И моя матушка седая совсем…

– Не грусти.

– Мой девиз – «Спокойный среди бурных волн».

– Тре…

– Тридцать три.

Из кухни в комнату, с чашками и подносом, капитан Глеб Никитин ходил опоясанный большим банным полотенцем.

– А ещё…

– Тоже печальное?

– Нет, скорее наоборот! В школе коллеги как-то по случаю рассказывали. Семья пенсионеров на время отъезда доверила молодожёнам, детям давних знакомых, свою дачу. Мол, и те отдохнут от родителей, вроде как подарок им на медовый месяц, да и дача не останется без присмотра. И, главное, об оставленной там живности нужно было позаботиться: о коте и черепахе. Первые дни молодые ребята честно звонили старикам, что всё хорошо, что к ним в загородную резиденцию приезжают интересные гости, что они устроили там уже не одну вечеринку, а потом как-то подозрительно замолчали…. По приезду хозяев тех ждало честное признание, что сначала с территории их дачи пропал кот, а потом – убежала черепаха. Старики упрекали молодожёнов: «Что же вы пили-то там, со своими гостями-то, если от вас уж и черепаха сбежала…?!».

– Держи, вытри руки.

Глеб подал Марьяне полотняную салфетку.

– И чашку давай, отнесу.

– Спасибо, было очень вкусно!

– Очень, правда?

С подносом в руках, босиком, в полотенце, капитан Глеб оглянулся, сурово оглядывая беззаботную в тёплом сумраке, но совершенно искренне облизывающую со своих пальчиков остатки шоколада, женщину.

Заметив выражение его лица, Марьяна расхохоталась.

– Я ж и позабыла, что ты – повелитель!

– Сейчас отнесу посуду – придётся вспомнить.

– Ого!

– И учти – это самые серьёзные намерения.

Потом кто-то из них выключил уже почти ненужный ночник.

Шторы к этому времени стали совсем прозрачными, но, несмотря на первые проявления естественного серого света, взаимная дремота настойчиво выползала из тихих углов комнаты к ним на смятые подушки, а разговор всё чаще сбивался на повторение отдельных медленных фраз.

– Эй, фотограф! Такой ненадёжный сон тебе не к лицу!

– Отстань…

– Хорошо. На этот раз – пощада.

Капитан Глеб с решительностью встал, поднял с пола большое полотенце, забросил его себе на плечи и направился в ванную. Горячий душ, и сразу же – холодный, снова горячий, а потом ещё холодную воду – на ноги, на шею!

– Фо-то-граф, а…

– За-стре-лю…

– Из-че-го…?

– Из чувства свирепейшей несправедливости, вот! Держись!

Окончательно решив проснуться, Марьяна вскочила ногами на кровать, стремительно прыгнула на мокрые плечи Глеба, и они вместе опять рухнули на простыни.

– Так не пойдёт! Я – чистый и прохладный, а ты…

– А я – красивая и приятная на ощупь, вот!

– Не спорю. Тогда с тебя кофе.

Если женщина приносит капитану Глебу Никитину такой вкусный и горячий кофе, то почему бы и не разрешить ей позадавать ему вопросы о других женщинах?

– А то, что говорят о жёнах моряков, – это правда?

– А что про них говорят?

– Ну, что почти всегда у них заканчивается изменами, и всё такое, прочее…

– Не уверен на все сто процентов, но основания для таких разговоров, несомненно, имеются…

– Да не смейся ты, я же серьёзно!

– Я – тоже.

– А твой личный опыт?

Покусывая губу, Марьяна внимательно следила за взглядом Глеба.

– Опять мелкое шпионство? Снова вторжение в прошлое, в безвозвратно ушедшую личную жизнь главного героя?!

– Нет, я просто про твой опыт…

– Мой опыт?

Глеб задумался, поморщился, качнул плечом.

– Одинаково презираю и людей, которые пытаются меня обмануть, и тех, кто в моём присутствии упрямо пытается совершить очевидную глупость. Остановить женщину, пытающуюся сделать мне больно, – это как бой с тенью. Ненастоящий бой, не на смерть, не на поражение…. Она же слабая! Руки проваливаются в пустоту, если мой удар силён и безрассудно смел; если же я хитёр и в мышцах ещё остаётся энергия про запас, для движения, которое меня бы в нужную минуту, расчётливо, остановило, – то это не порыв!

Был случай, она уходила – и нужно было в те мгновения говорить самое важное, самое искреннее.… Я говорил, но она ушла, хлопнув дверью, не выслушав, мои слова провалились в пустоту. Осталась горечь. Убеждал себя в том, что, начни я тогда хитрить и заранее убеждать её остаться, а она бы осталась, то наступило бы страшное разочарование…

Радость, безумная, огромная, счастливая, только тогда, когда я всей силой ударю врага или у меня получится всей страстью и нежностью удержать или возвратить женщину.

– А возраст женщины, по-твоему, для её поведения имеет большое значение?

– Конечно. Например, безуспешно весёлые дамы бальзаковского возраста – это как пучки и связки невостребованных мимоз и тюльпанов в мусорных баках утром девятого марта.

– Это ты всё напридумывал только для себя или же в большом мире есть какая-нибудь схожая религия?

– Что-то про религию я уже сегодня говорил…. А, вспомнил! Отвечаю – всё перечисленное придумано и произносится исключительно для личных нужд.

– Не доверяешь религии?