Развод – обычное дело, и среди родителей учеников этой школы в том числе. Но домашнее насилие – явление гораздо более редкое. Измены, скука, даже пьянство – всем этим никого не удивишь, но чтобы мать избивали на глазах у тринадцатилетнего сына?..
– Они согласятся.
Так и вышло.
Не прошло и недели, а Тоби уже нашли место, потом перевезли его вещи. Никого не интересовало, когда мальчик вернется домой.
Что он будет делать на Рождество?
– Поедет к моему брату, – сказал отец. – У него сыновья того же возраста. Или к тете.
– Можно я останусь здесь на Рождество?
Мальчик аккуратно складывал пижаму – штанины точно одна к другой, край выровнен четко параллельно краю подушки.
Общежитие «Кемпион». Воспитатели – Грэм и Мел Тейлор. Обстановка непринужденная и уютная. Теперь огромных общих спален больше нет, в одной комнате живут четыре-шесть мальчиков. У каждого пуховое одеяло. Над кроватью достаточно места для двух небольших постеров. Шкафчики. Фотографии. Родители. Братья и сестры. Собаки. Мишки. Конструктор «Лего».
У Тоби Гарретта фотографий не было.
– Тоби, хочешь, я принесу тебе постер? Пусть повисит, пока из дома не пришлют твои вещи.
– Нет, спасибо.
Но у него был атлас и блокнот, где он рисовал страны, которые придумывал сам. А во втором блокноте Тоби составлял списки – всего подряд. Он знал двух своих соседей по спальне. Они встретили его приветливо, но особого внимания на него не обращали. Кровать рядом с Тоби пустовала.
Он спал глубоко и беззвучно. Люк Бичем бормотал во сне, Дэвид О’Хара вертелся с боку на бок, а Тоби лежал без движения. Здесь ему было спокойно. Это ощущение покоя оказалось для него в новинку, и он ему доверял.
– Кто спал на четвертой кровати?
– Джек Мёрдок. Он уехал. Кажется, его семья сейчас в Африке.
– Скоро еще кого-нибудь подселят, – заметил О’Хара. – Школе нужны деньги.
Этот кто-то появился три дня спустя. Его звали Андреас.
– Ты откуда?
– Не знаю.
Другие двое покатились со смеху.
– Сам не знает, откуда взялся!
Подталкивая друг друга локтями, они хохотали нарочито громко.
– Отстаньте от него. Он просто забыл.
Дэвид О’Хара округлил глаза, Люк их закатил.
– Тоби тебе скажет, откуда ты. У него полно карт. Они ему нравятся. Обожает их. Любит, как родные.
Тут мальчишки плюхнулись на пол ногами кверху и принялись с визгом кататься по нему.
Тоби повернулся к новенькому, сидевшему на соседней кровати.
– Ничего страшного, что ты не знаешь.
Андреас теребил шов покрывала.
– К тебе там хорошо относились?
– Довольно хорошо.
– Долго ты там пробыл?
– Не знаю. Какое-то время. Казалось, что долго.
Вдруг лицо новенького застыло, будто разумом и душой он перенесся куда-то далеко, подумал Тоби, а на кровати осталось одно тело.
С того первого вечера мальчики стали неразлучны и все время играли во всякие игры, хотя и учились в разных классах. Они вежливо отделились от остальных и не общались ни с кем, кроме друг друга. Сдвинув стулья, они молча корпели над уроками, и в столовой ели точно так же. Если Тоби не нравилось приготовленное мясо, он отдавал его Андреасу. Андреас не пил молока и не ел молочных пудингов. Он пододвигал свою тарелку Тоби, и тот съедал обе порции – и свою, и друга. Они вместе гуляли, сидели на солнце, прислонившись к стене библиотеки и читали или срывали травинки и задумчиво жевали их. Андреас плавал как рыба. Тоби боялся воды. Но через месяц он преодолел свой страх. Тоби учился у терпеливого Андреаса держаться на воде, повторяя за ним все движения. Потом Андреас стремительно и грациозно проносился через пруд, разворачивался под водой и плыл обратно впереди всех. Тоби наблюдал за ним без улыбки, но не скрывал ни восхищения, ни гордости: и то и другое отражалось у него на лице.
По ночам они разговаривали шепотом, сдвинув кровати вплотную, чтобы их соседи не проснулись – и не подслушали.
Истории мальчиков были очень разными, но чувства – одинаковыми.
Однажды ночью Тоби лежал в кровати на боку лицом к Андреасу. Лунный свет озарял его лицо. Волосы у Андреаса были черные, густые и вьющиеся, кожа темно-оливковая. Его рука была вытянута в сторону кровати Тоби.
Андреас сидел рядом с мамой, как вдруг она стала странно дышать, ее глаза в панике устремились на него, а потом они затуманились, и Андреас подумал, что больше она его не видит. Он дотронулся до ее руки, потом до лица, заговорил с ней, попросил отозваться. Осторожно потряс ее.
Вошла горничная, взглянула на женщину на кровати и стала оттаскивать от нее Андреаса, так сильно схватив его за руку, что на коже остались следы от ее пальцев. Горничная звала его дядю, да и вообще всех, кто был дома.
Дядя откликнулся первым. Он вошел, схватил Андреаса и на руках вынес из комнаты. Когда его уносили, Андреас заметил пятно крови, растекавшееся по маминой рубашке и превратившее белую ткань в красную.
– Я лягался, – рассказывал Андреас Тоби. – Пинал дядю со всей силы. Пытался ткнуть пальцами в глаза.
– Что случилось с твоей мамой?
– Умерла. Больше меня к ней не пускали. Не разрешили вернуться и поцеловать ее.
– А твой папа?
– Погиб на войне. Говорили, мама так и не оправилась.
– На какой войне?