Саквояж со светлым будущим

Весник показал на него глазами, потом закатил их и беззвучно захохотал. Маша посмотрела на издателя с неудовольствием. Она отлично знала это закатывание глаз в свой адрес, которое означало, что она, Маша, непременно должна приходить в восторг от таких мужчин!…

А она вот не приходит. Она вообще ни от каких не приходит, кроме одного.

— Дмитрий Андреевич, я пойду и принесу книги.

— Да тебя только за смертью посылать!

— Я поднимусь в комнату и сразу вернусь, вот клянусь вам!

— Совсем от рук отбилась, — пожаловался Веснику великий, и они оба уставились на нее.

Маша быстро пошла к высокой двустворчатой двери, за которой начинался длинный коридор — дача была спланирована немного как общежитие. Две «залы», две просторные веранды с витражами и широкими ступенями в сад, а между ними длинный и довольно сумрачный коридор, в который выходило множество дверей, и еще была лестница на второй этаж. Из интерьерных причуд Маша запомнила только лосиные рога, которые висели так, что оказывались как бы на голове у каждого, кто случайно проходил мимо них. Мирослава Цуганг-Степченко щебетала, что ее «чоловик» добыл эти самые рога в прошлом году.

— А вот то рожки, — говорила она Воздвиженскому, проводя экскурсию по «Лувру», — то рожки моего чоловика, бо он справный охотник!

Сам Мирославин «чоловик» и «справный охотник» был высоченный, усатый и довольно унылый субъект в английском твиде с кожаными нашивками на локтях. Должно быть, именно так ему представлялся помещик — в твиде с нашивками, хотя ничего менее уместного, чем этот самый твидовый костюм жарким майским днем на официальном приеме, придумать было трудно.

В коридоре никого не было, и Маша быстро добежала до лестницы, перепрыгивая через ступеньки, поднялась на второй этаж, чуть не поскользнулась на скользких лакированных полах темного дерева и очутилась в коридоре второго этажа. С разгону она некоторое время соображала, какую именно спальню отвели им с Сильвестром, потому что все двери были одинаковыми. Кажется, предпоследняя дверь с правой стороны. Или последняя?…

И вот еще вопрос — эти двери запираются, как в гостинице, или в них вообще нет замков, как в обычном доме?!

Так которая же? Последняя или предпоследняя?

Самое скверное, что Маша в отведенную ей комнату ни разу не заходила. Госпожа — то есть нет, не госпожа, пани, конечно! — пани Мирослава, сопровождая ее и Воздвиженского наверх, просто указала, кто в какой комнате станет ночевать — начальник довольно далеко от секретарши, — и уверила, что горничная «разберет их багаж».

Маша взяла с собой даже не чемодан, а небольшой саквояжик. Складывая вещи, мечтала она, что когда-нибудь поедет в отпуск с Родионовым. Только не так, как в прошлом году в Турцию, когда он брал ее с собой только из соображений собственных удобств, а… по-настоящему. Он станет мужчиной, а она его женщиной, и в их саквояже будет лежать их общее светлое будущее — чудесные летние вещички, льняные, шорты, плавки и сарафаны, пахнущие морем и свежим ветром. И совершенно неважно, куда они при этом поедут, хоть на Ямал или в зону вечной мерзлоты, и тогда в саквояже будут свитера и шапки-ушанки! Все равно светлое будущее никуда не исчезнет из саквояжа, который Маша Вепренцева перед отъездом сложит с такой внимательной заботой.

Был еще один отдельный саквояж с книгами, который повсюду таскала за собой Маша, хоть и тяжело и неудобно, а как же иначе? У великого то и дело просили «книжечку подписать», и на этот случай всегда должен быть стратегический запас.

Только где его теперь искать, этот запас, в последней комнате или все же в предпоследней?!

А, будь что будет!

Маша оглянулась — никого не было в сумрачном коридоре, только где-то далеко-далеко за тридевять земель слышался гул голосов и звон бокалов — очень приятный, очень дачный шум. Еще секунду помедлив перед выбранной наугад дверью, она постучала. И прислушалась.

Ничего. Никакого ответа.

Маша нажала на ручку и толкнула дверь. Солнечный веселый свет после полумрака коридора сильно ударил ей в глаза, она зажмурилась, поморгала и только потом огляделась.

Комната как комната. Похожая на гостиничную. Широченная двуспальная кровать под покрывалом, лакированный комод с зеркалом в форме груши, гардероб — одна дверца чуть-чуть приоткрыта, цветы в керамической вазе.

Вот как понять, ее это комната или не ее?! Надо посмотреть в гардеробе вещи. Она брала на смену еще один бронетанковый брючный костюм с белой рубашкой и джинсы и майку Сильвестру. Если вещи ее, значит, и комната ее. Железная логика.

Она подошла к гардеробу и распахнула его. Пусто. На алюминиевой трубе болтались несколько пластмассовых «плечиков», а больше ничего не было.

Может, вещи в комоде?…

Какой-то ровный и едва слышный гул добавлялся к отдаленному «гостевому» шуму, и Маша никак не могла разобрать, что это за шум. Как будто вода лилась.