Саквояж со светлым будущим

— И еще вы ошибку сделали, Игорь. Раньше, в Москве. Вы назвали меня Мария Петровна, помните, у Весника в кабинете, а мы с вами до этого никогда не виделись, и вряд ли Илья, даже если он про меня вам рассказывал, называл меня по отчеству. А вы знали мое отчество. Заранее. Значит, что-то про нас выясняли, да? Вы про нас выяснили и позвонили сначала нам в офис, а потом в офис Кольцовым, или наоборот, с какими-то нелепыми угрозами, но и в одном и в другом случае вы сказали, чтобы мы не ездили в Киев! А звонили вы, чтобы при случае мы могли бы в один голос заявить, будто накануне визита неизвестные преступники угрожали и Тимофею Ильичу, и Дмитрию Андреевичу! А Головко якобы маньяку просто под руку попался! То есть убийство вы планировали заранее, задолго до приезда сюда. Так что не было никакого аффекта! Один голый расчет.

Она помолчала.

— И в издательство тогда вы приезжали, чтобы убедиться, что мы-то уж точно собираемся ехать, несмотря на ваши угрозы, — вам ведь обязательно нужно было, чтобы мы поехали, чтобы прием состоялся, потому что именно во время приема вы и собирались убить Головко! Весь ваш план провалился бы, если бы мы не полетели — народу мало, и вы были бы у всех на глазах, а вам это не подходило! Вот вы и напросились к Веснику на кофе с коньяком! Или что вы пили? Чай?

Веселовский пожал плечами. Он все рассматривал Машу Вепренцеву, и даже какая-то удаль была у него в глазах, гордость, что ли?…

Все остальные потрясенно молчали.

Стас Головко медленно поднял обе руки, будто собирался помолиться, и, застонав, закрыл ими лицо. Щеки у него были серыми. Маша никогда не видела раньше таких серых щек.

— Кстати, куда вы дели одежду, в которой… убивали? Крови было очень много, вы непременно должны были… должны были…

— Ну что ж ты? — спросил Веселовский насмешливо. — Или потрохов не хватает? Да, крови было много, очень много, из него лило, как из свиньи. Я даже удивился, что из него так лило! И он еще ползал по полу, потому что не сразу умер! А я его убивал! А он ничего не мог со мной сделать, потому что я сильнее и я боролся за свою жизнь! Он посмел мне угрожать, мол, убьет меня, если я не откажусь от своей любви. Как в той книжке!

Родионов вздрогнул. Ему вдруг стало плохо, нечем дышать, и перед глазами поплыло, словно после сильной физической нагрузки, но он справился. Справился, потому что его вдруг взял за руку Сильвестр. Ручка его была узкая и холодная, испуганная и немножко скользкая, потому что именно в ней он держал пирог.

Родионов сдавил эту испуганную детскую ручку, и его чуть-чуть отпустило.

Стас хрипло крикнул и затряс головой. На него никто не обратил внимания, даже мать, которая сильно побледнела и смотрела на Машу немигающими горящими, страшными глазами.

А Маша поняла, что задела Игоря за живое, на что она и не рассчитывала.

— Крови было много! — с удовольствием повторил Веселовский. — И я был весь в крови. Только я прихватил с собой сумку, в которой лежали костюм и чистая рубаха, все наготове. А в дом я прошел через черный ход и поднялся наверх. Вошел в самую дальнюю комнату, не знал, чья она. Там сумки стояли. Я позвонил на мобильный Головко и сказал, где я. И этот козел пошел на собственную казнь. Когда он подох, мне нужно было помыться и переодеться. Я точно знал, что все эти идиоты-гости будут торчать в гостиной, потому что им обещали встречу с сильными мира сего! — Он закинул голову и засмеялся, от души засмеялся. — Вы же не подозревали, что одного из них я уже прикончил! Прикончил сам, своими собственными руками. Вы все торчали внизу, а он уже к тому времени давно подох, как свинья! Свинья, которую я сам зарезал! Он хотел все у меня отнять, даже жизнь, а я его остановил! Я зашел в соседнюю комнату, принял душ и переоделся. А грязное барахло запихал в сумку, только и всего! И опять через черный ход для прислуги ушел, только когда на первый этаж спускался, на вас наткнулся.

— Вы врете, — подумав, заявила бледная Маша Вепренцева, — когда мы вас встретили на лестнице, вы в руке держали только серебряный поднос, и все. Никакой сумки не было. Кстати, когда я вспомнила про поднос, то поняла, что официант мог быть замешан, потому что на таких серебряных подносах во всех комнатах стоят вазы. Вы взяли поднос из комнаты.

— У-у ты какая! — радостно сказал Веселовский. — Как это я тебя не заметил, когда ты в комнату влезла! Лежала бы сейчас рядышком с дяденькой, и никто бы никогда… А сумку я, милая, в окошко вытолкнул. Из коридора, там все окошки под глухую стену выходят. А потом по лестнице спустился, подобрал ее и в Днепр с обрыва кинул. И никто из вашей гребаной охраны не обратил на меня внимания! А я мимо всех прошел с этой сумкой! Но всем ведь на официанта наплевать, да? Кто такой этот самый официант?! Разве же он человек?! Официант не может быть человеком, он же прислуга, собака последняя! Ну, тащит он сумку, да и хрен с ним! А я до Днепра дошел, камушков в нее навалил — и с обрыва бултых!…

— Как же вы успели сменить костюм?