Саквояж со светлым будущим

— Вы не беспокойтесь, — с удвоенной силой зачастила Маша Вепренцева, — мы просто так, на секундочку зашли. Мы спросить хотели. Вот Дмитрий Андреевич вчера в кабинете… ну, который на первом этаже, где такая мебель зеленая, кожаная, знаете?

Горничная покачала головой. Вид у нее был обалделый.

— Ну, на первом этаже, третья дверь по правую руку. Там еще сова такая на камине!

— Сова? — переспросил детективный автор, который в силу своего профессионализма всегда подмечал детали и очень этим гордился. — На камине?

— Та цэ нэ кабинэт, — пропела горничная. — Цэ курытельная!

— Да-да-да! — обрадовалась Маша. — В курительной, именно в курительной он вчера позабыл… визитную карточку с одним важным телефоном.

— Як же ж он в курытельной позабув телефон, когда там никакого телефона не було!

— Да не телефон, а маленькую такую бумажку с телефонным номером! Ма-аленькую! — И Маша Вепренцева показала пальцами, насколько мала была бумажка.

Родионов и бумерная девушка проследили за ее пальцами, а потом снова уставились на нее.

— Вы не находили?

— Хде?

— Да в курительной!

— Та не, ничего я не находила, бо там и не було ничого!

— Точно не было?

— Та я николи чужого не возьму, бо Мирослава Макаровна сразу казала…

— А во сколько вы убираетесь?

— Хде?

Маша чуть не заплакала, а вместе с ней и Родионов, и вместе с ними и горничная, которая решила, что ее облыжно обвиняют в воровстве.

— В курительной! Где же еще? — Маша сильно выдохнула и решила, что брать надо только лаской. Исключительно лаской. Поэтому она сделала светское лицо, подобное лицу Лиды Поклонной, подошла и взяла горничную за руку.

Та уперлась и руку не давала, и получалось, что Маша тянет ее, а горничная сопротивляется изо всех сил.

— Послушайте, как вас зовут?

— Мене?

— Да, как вас зовут?

— Га… Галей мене зовут, ну и шо такое?

— Галечка, дорогая, в котором часу вы убираетесь на первом этаже?

— Та как приду, так и убираюся.

— А во сколько вы приходите?

— Та у… утречком прихожу, а шо такое?!

— А сегодня убирались?

Галя вырвала руку и спрятала ее под передник.

— Та я каждый божий день, а шо такое?…

— И сегодня?

— И сегодни. С самого спозаранку. А шо я не пылесосю, так это потому, шо вчора пылесосила!…

Маша перевела дыхание.

— Вы пришли утром, убрались на первом этаже, подали завтрак и пошли на второй, так?

— Ни, не так, бо сниданок готовыт Марыся.

— Завтрак готовит Марыся, — зачем-то перевел подсунувшийся Родионов. — Она готовит, а вы убираетесь, да?

— Та шо я и кажу!

— И вы в курительной утром ничего не находили, да? Бумажек каких-нибудь?

— Та не було тама нияких бумажек! — обретая уверенность, заговорила горничная. — Усе було чыстенько, а шо я не пылесосю…

— Галя, — прочувствованно сказала Маша. — Огромное вам спасибо. Дим, у тебя есть деньги?

Родионов полез в бумажник, извлек купюру и сунул в направлении Галиного фартука. Горничная не стала отказываться, и купюра быстро исчезла.

— Галечка, спасибо вам большое.

— Нема за що! — весело ответила горничная, и когда они выходили в коридор, Галя уже весело пела: «Лелик, солнце, я тебя люблю, но замуж не пойду!»

«Хорошая девушка», — решила Маша.

— Значит, никаких бумажек в комнате не было, — сказала она задумчиво. — Значит, фотографию порвали и бросили уже после того, как Галя там убралась. Хоть она сегодня и не пылесосила!

— Это потому, что она вчера пылесосила! — энергично возразил Родионов. — Ты же слышала! А фотографии никакой не было, если эта Галя в сознании находилась, конечно, когда убиралась.

— Да бросьте вы, Дмитрий Андреевич! Конечно, в сознании. Просто мы ее перепугали, а она, наверное, место боится потерять! А ну как мы там кольцо с бриллиантами забыли и теперь все на нее свалим! Что скажет Мирослава Макаровна?!

— Ох не знаю, — Родионов покрутил головой и засмеялся. — Даже подумать страшно, что она такое скажет!

— Вот именно. Нам надо найти Илью и поговорить с ним. Или сначала с Лидой Поклонной?

— Мне все равно, — вмиг помрачнев, сказал Родионов. — Хорошо бы еще с этим сыном Головко тоже поговорить. Может, он сам фотографию выбросил, потому что она ему не нравилась?

— Нет, Дмитрий Андреевич. Она ему нравилась.

— Откуда ты знаешь?

— Он вчера мне ее показывал.

— Зачем?!

— Хвастался. У него там целая пачка была, и все он с какими-то знаменитостями. И вот эта, — она кивнула на родионовский карман, в котором были обрывки. — По-моему, он вообще себе очень нравится!

— Или Лида порвала? — задумчиво продолжал Родионов. — Он же ее пугал чем-то?

— Откуда у Лиды его фотография?! И зачем ее рвать и бросать в корзину в какой-то совершенно нежилой комнате?! По-моему, вчера в эту комнату никто даже не заглянул. И я бы в нее не заглянула, но там было тихо, и можно было подумать.

Родионов сверху посмотрел на нее. Глаза у нее горели, короткие пряди темных волос торчали в разные стороны, и он неожиданно подумал, что такой она ему очень нравится.

Просто страшно нравится. Как мальчишке.

И еще Родионову очень понравилось, как она сказала ему «ты». Она сказала: «Дима, у тебя есть деньги?» И ему это очень понравилось.