– А что он сможет сделать? – На лбу его проступили капельки пота. Она взяла с соседнего столика маленькое полотенце и вытерла ему лицо. Потом откинула одеяло, задрала Стандхерсту старомодную ночную рубашку и сняла мочесборник. Накрывая его одеялом, она заметила быстрый взгляд, который он бросил на мешок. Дженни взяла мочесборник и ушла в ванную.
– Очень плохо? – спросил он, глядя ей прямо в глаза, когда она вернулась.
– Очень плохо.
– Я знаю, – прошептал он. – Я заглядывал туда перед твоим приходом, моча такая черная, как пупок у дьявола.
Она поправила ему подушку и уложила поудобнее.
– Не знаю, иногда по утрам бывала и хуже.
– Не успокаивай меня. – Он на минуту закрыл глаза, потом вновь открыл. – У меня предчувствие, что сегодня.
– Выпей апельсинового сока, будет лучше.
– Ну его к черту, – яростно прошептал Чарли. – Ты когда-нибудь слышала, чтобы в преисподнюю отбывали с апельсиновым соком? Принеси мне шампанского.
Дженни молча поставила стакан с соком, взяла высокий бокал, бросила туда несколько кубиков льда и налила шампанское. Опустив в бокал соломинку, она протянула его Чарли.
– Я еще в состоянии выпить, – сказал он. В углу комнаты затрещал телетайп. Дженни подошла и посмотрела. – Что там? – спросил Стандхерст.
– Речь Ландона на обеде Республиканской партии вчера вечером.
– Выключи, – раздраженно бросил он и протянул ей бокал.
Она взяла его и поставила на стол. В этот момент зазвонил телефон. Дженни сняла трубку.
– Эта редактор из Лос-Анджелеса, по поводу твоего вчерашнего звонка.
– Скажи ему, что Дик Трейси не нужен мне в газете.
Дженни кивнула и повторила по телефону указание Стандхерста. Повесив трубку, она повернулась и посмотрела на него. Лицо его опять покрылось потом.
– Твой сын, Чарли, взял с меня обещание, что я позвоню ему, если посчитаю, что это необходимо.
– Нет! – воскликнул он. – Кому надо, чтобы он тут злорадствовал? Этот сукин сын только и дожидается моей смерти, он хочет наложить свою лапу на мои газеты. – Стандхерст беззвучно захихикал. – Держу пари, что на следующий день после моих похорон у этого дурака все газеты будут работать на Рузвельта. – Резкий приступ боли пронзил его, он дернулся и сел почти прямо. – О, Боже, – сказал он, хватаясь руками за живот.
Поддерживая Стандхерста, Дженни крепко обхватила его руками за плечи, потом потянулась за ампулой с морфином.
– Подожди, Дженни, пожалуйста, – взмолился он.
Она посмотрела на него и положила ампулу обратно на столик.
– Хорошо, скажешь когда.
Он откинулся на подушку, и Дженни снова вытерла ему лицо. Чарли закрыл глаза и молча лежал так некоторое время. Потом он открыл их, и Дженни увидела в них ужас, которого никогда не видела раньше.
– Мне кажется, что я задыхаюсь, – сказал он, прижимая руку ко рту.
Не оборачиваясь, она быстро взяла со столика плевательницу. Он тяжело закашлялся, сплевывая отвратительную черную мокроту. Дженни убрала плевательницу, вытерла Стандхерсту рот и грудь, и снова уложила его на подушку.
Он посмотрел на нее глазами полными слез и попытался улыбнуться.
– Боже, – хрипло прошептал он, – это же вкус моей собственной мочи.
Дженни промолчала, и Чарли медленно закрыл глаза. Она видела, как его трясет от боли. Через несколько минут он заговорил, не открывая глаз.
– Ты знаешь, Дженни, я думаю, что наступает та самая сладкая агония, которой я еще не испытывал.
Он открыл глаза и посмотрел на нее. Страх исчез из его глаз, уступив место глубокому мудрому спокойствию. Он слабо улыбнулся.
– Все хорошо, Дженни, – прошептал он, глядя ей прямо в глаза. – Пора.
Не отрывая глаз от его лица, Дженни взяла со столика ампулу. Автоматически нащупала вену и сделала укол. Чарли снова улыбнулся, когда увидел в ее руке следующую ампулу.
– Спасибо, Дженни, – прошептал он.
Дженни нагнулась и поцеловала его бледный, влажный лоб.
– До свидания, Чарли.
Он откинулся на подушку и закрыл глаза, Дженни ввела ему вторую ампулу. Вскоре на покрывале лежало уже шесть пустых ампул. Она сидела на краю кровати и щупала пульс, который становился все слабее и слабее. Наконец он исчез. Дженни некоторое время смотрела на Стандхерста, потом закрыла ему веки и натянула на лицо простыню.
Она поднялась, спрятала в карман халата пустые ампулы и медленно подошла к телефону.
Когда она шла в свою комнату, в вестибюле ее остановил дворецкий, в руке он держал конверт.
– Мистер Стандхерст просил передать вам это, мисс Дентон. Он вручил мне его перед вашим дежурством сегодня утром.
– Спасибо, Джадсон.
Войдя в свою комнату, она закрыла дверь и распечатала конверт. В нем лежали пять бумажек по тысяче долларов и небольшая записка от руки.
"Дорогая Дженни.
Теперь тебе ясно, почему я хотел, чтобы ты была со мной. Я никогда не понимал ложного милосердия, заключающегося в продлении агонии умирающего.