Саладин, благородный герой ислама

В Акре после долгих лет лишений и яростных битв христиане ликовали. Корабли, шедшие из всех западных портов, привозили в завоеванный город прекрасных искательниц приключений и женщин легкого поведения. По словам поэта Амбруаза (который с 1187 по 1192 год был очевидцем этих событий и сумел рассказать о Третьем крестовом походе в двенадцати тысячах восьмисложных живых, но без крайней восторженности стихах), город Акра стал благодаря наплыву всякого рода братств второй Антиохией, где нравы постепенно смягчаются, где победители, предаваясь не вполне благопристойным удовольствиям, забывают об ужасных лишениях, которые они так долго несли. Влияние приветливых молодых кокеток было так велико, шутливо рассказывает Амбруаз, что было решено, чтобы впредь женщины не сопровождали армию, а жили в городе. Конечно, это не касалось служанок и прачек, которые стирали солдатское белье. Спустя два дня после ужасной резни мусульман войска получили приказ выступать. Крестоносцы намеревались захватить главные города на палестинском побережье: Кесарию, Яффу, Аскалон, откуда можно было двинуться на будущее завоевание Иерусалима. Мусульмане были деморализованы и глубоко задеты потерей Акры. Кроме того, оказался подорванным авторитет Саладина, который, чувствуя себя неспособным атаковать франков, ограничился преследованием их на расстоянии. Этот долгий переход по побережью под палящим августовским солнцем по местности, методично опустошаемой перед приходом крестоносцев, напоминает, исключая место назначения, трагичный поход на Хаттин. Ги де Лузиньян, как и в октябре 1187 года, возглавлял авангард, Ричард Львиное Сердце был в центре, а герцог Бургундский — в арьергарде. Размещенная на флангах пехота продвигалась в стройном порядке. Каждый пехотинец имел под курткой такую крепкую кольчугу, что никакие стрелы были не способны ее пробить. Эти наподобие жакетов стеганые куртки из подбитого хлопком сукна с кольчугой выдерживали удар самых острых стрел: один кади из мусульманской армии был ошеломлен, увидев человека, одетого таким образом, который, получив в спину дюжину стрел, шел дальше, словно не заметив этого. Огромная кавалерия крестоносцев двигалась в середине живой стены из пехотинцев. Тысячи знамен Римской Церкви с двумя расположенными крест-накрест серебряными ключами развевались на ветру в два или три ряда, отбрасывая солнечные блики на штандарт крестоносцев, водруженный на вершину высокой передвижной башни как на минарет. Груженый провизией и боеприпасами франкский флот плыл вдоль берега. Не имея сил ввязываться в масштабное сражение, Саладин использовал тактику быстрых ударов, терзая христиан летучими отрядами мамлюков, которые налетали на врага на марше, стараясь зарубить саблей нескольких человек, и возвращались живыми и невредимыми. Мусульмане неотступно следовали за христианами на юг. Борьба между двумя армиями не прекращалась. Арабские историки не устают восхищаться мужеством франков, которых поход вдоль побережья порядком измотал. Один из них восклицает: «Я восхищаюсь стойкостью этих людей, которые терпят самые жестокие лишения, не получая жалования и какой-либо выгоды от этого! Наша армия окружила их и накрыла тучей стрел. Когда один из их отрядов обессилел, ему на помощь поспешил следующий. Я увидел Саладина, стремительно скачущего, сквозь ряды наших лучников, из авангарда в сопровождении двух молодых оруженосцев, вооруженных только кинжалами. Он оживлял пыл истинно верующих и приказывал им плотнее сжимать врага. Но несмотря на крики «Нет Бога, кроме Аллаха!» и «Аллах велик!», которые раздавались со всех сторон, франки сохраняли стройный порядок и продолжали движение, не проявляя ни страха, ни беспокойства». Вот отрывок из письма Саладина: «Враг, выйдя из Акры, направился в Аскалон. Мы ждали его на всех направлениях, мы запирали его во всех ущельях, атаковали на всех его привалах, отрезали от источников воды. Он продвигался вдоль моря под охраной своего флота, никогда не удаляясь от берега. Вся страна состоит только из узких проходов, густых зарослей, песчаных равнин и не дает возможности развязать битву. Всякий раз, когда местность позволяла, мы атаковали франков, но они шли перед нами как стена, и все наши атаки были напрасны». Через шесть дней похода христианская армия, сопровождаемая войском Саладина, прибыла под Кесарию, древний город, который расцвел еще при Ироде и продолжал сохранять свое значение на заре христианской эры, когда он стал постоянной резиденцией римских прокураторов Иудеи. Именно здесь святой Петр крестил центуриона Корнилия, именно здесь Веспасиан был провозглашен императором, и именно в этом городе находилась самая богатая и самая знаменитая после Александрийской библиотека на Востоке. Узнав о приближении крестоносцев, население Кесарии покинуло город. Ричард Львиное Сердце не стал там задерживаться. Война обещала быть долгой, и исход ее был неизвестен. Заняв позицию под Арсуфом, древней Аполлонией, расположенной рядом с Яффой, английский король попытался вступить в переговоры с Саладином, забывая, что между ним и курдом стоит резня трех тысяч пленных мусульман. Саладин дал понять, что он не откажется начать мирные переговоры, при условии, что они будут вестись с искреннем желанием выработать твердое соглашение между двумя сторонами. Вести мирные переговоры он доверил своему брату, и 5 сентября 1191 года в рощи Арсуфа в присутствии Онфруа Торонского, который должен был переводить слова брата султана, состоялась встреча ал-Малик ал-Адила и Ричарда Львиное Сердце. Когда ал-Малик ал-Адил спросил, каковы условия мира, предлагаемые английским королем, и когда тот ответил, что мусульмане должны вернуть ему Иерусалимское королевство и их войска должны отойти к бывшим сирийским границам, переговоры были тотчас прерваны. Возмущенный ал-Малик ал-Адил удалился, и выход уже в который раз пришлось искать с помощью оружия. В субботу 6 сентября, то есть спустя двадцать четыре часа после встречи в «Обители Монаха», рядом с «Извилистой Рекой», Нахр ал-Авджей, между Арсуфом и Рамлой, разразилась жестокая битва. Обе стороны понесли серьезные потери. Христианская армия была поделена на пять частей, или пять «баталий», как их называли. Тамплиеры составляли первый корпус, бретонцы и анжуйцы — второй, Ги де Лузиньян и пуатенвинцы — третий, четвертый корпус был сформирован из англичан и нормандцев. По правую руку от английского короля находился Жак д’Авен со своими фламандцами, по левую — герцог Бургундский, возглавлявший элитное войско резерв, готовый нанести стремительный удар везде, где понадобится, чтобы добиться победы. В девять часов утра тридцать тысяч исступленных мусульман с криками окружили христианскую армию. «Вперед выступили трубачи, бьющие в колокола звонари и барабанщики. Барабаны грохотали так, что невозможно было бы услышать даже глас Самого Бога. За ними шли черные эскадроны и неистовые бедуины пустыни. Они атаковали с суши и с моря», — пишет Амбруаз. А вот рассказ Баха ад-Дина: «Вынужденные ускорить свой марш, чтобы добраться до Арсуфа, где они планировали сделать привал, христиане оказались схваченными за горло в самой неудобной позиции, и мусульмане надеялись легко с ними справиться». Первая фаза боя очень напоминала Хаттин. Но в этот день на поле битвы был военачальник, который хорошо знал свое дело. Когда его пехота с первых минут сражения уступила по всему фронту и была раздавлена, оба ее фланга были прорваны, а Жак д’Авен убит, что спровоцировало начало паники в рядах солдат, английский король выпустил свою тяжелую конницу. Среди полного разгрома у него хватило мужества пойти в наступление. Эта неистовая атака дала возможность сгруппироваться разрозненным отрядам и обеспечила им победу. Баха ад-Дин, свидетель этой битвы, этого героического поступка, оставил нам поразительно сжатую, емкую картину: «Тамплиеры начали бой, затем анжуйцы, потом бретонцы, затем силы короля Гй де Лузиньяна, пуатевинцы, потом нормандцы, англичане и госпитальеры. А франкская конница образовала плотный строй и, зная, что ничто не сможет ее спасти, кроме последнего отчаянного усилия, бросилась вперед, не разбирая дороги. Я сам видел этих рыцарей, собравшихся за стеной из пехотинцев. Они подняли свои копья и одновременно издали воинственный клич, линия пехотинцев внезапно расступилась, чтобы их пропустить, и они устремились на нас. Один из их отрядов бросился на наш правый фланг, другой на наш левый, третий на наш центр и вся наша армия обратилась в бегство». Десять тысяч мусульман, тридцать два эмира были убиты или ранены. Хаттин был отомщен! До самой ночи франкские атаки следовали одна за другой, уничтожая армию Саладина. «Граф Робер де Дре и епископ Бове атаковали одновременно. Со стороны моря, слева, нападал граф Лестер с арьергардом, где не было ни единого труса. Затем шли анжуйцы, храбрецы из Пуату, мантцы, бретонцы и все остальные части армии. Атакующие воины устремлялись на мусульман с такой силой, что каждый достигал своей цели, направляя копье в тело выбранного врага и выбивая его из седла. Мусульмане были потрясены, ибо наши обрушивались на них, как удары молнии, поднимая облака пыли, и все те, кто оказывался на земле и кто причинил своими стрелами нам столько зла, все они падали с отрубленными головами. Как только рыцари их опрокидывали, сержанты их убивали. Когда король Ричард увидел, что его люди атакуют врага, он пришпорил свою лошадь и помчался во весь опор, чтобы поддержать сражающихся. В тот день он совершил много геройских поступков, мертвые сарацины окружали его со всех сторон. Тела мусульман с бородатыми лицами лежали, как снопы». Вот так описал эту битву Амбруаз. Чудом уцелевший Саладин вместе с семью мамлюками отказался покинуть поле битвы. Он остановил многочисленных беглецов, приказал бить в барабаны и из последних сил бросил на крестоносцев конный корпус, которому удалось их разобщить. Таким образом, он не дал после кровавой бойни одержать франкам уверенную победу.