Саладин. Султан Юсуф и его крестоносцы

- Атабек Нур ад-Дин был всего лишь правителем на том клочке земли, который он получил по наследству. Тот же, кто вознес до небес древнюю славу Аббасидов и покорил во имя истинной веры пределы дар аль-харба должен именоваться по меньшей мере султаном.

- Верно мыслишь, аль-Фадиль, - кивнул Юсуф. - О том и пиши аль-Мустади аль-Аббасу.

- ...по меньшей мере султаном Египта и Сирии... всей Сирии, - уточнил аль-Фадиль; его глаза уже разгорелись ярче светильников.

Салах ад-Дин кивнул и потребовал, чтобы ему самому дали калам и пергамент.

- А это письмо я должен написать своей рукой в знак уважения к покойному атабеку Нур ад-Дину, - пояснил он аль-Фадилю, который опять немного опешил.

И Салах ад-Дин стал писать юному Зенгиду, таившемуся в Халебе, как в норке, простое и ясное письмо, похожее на воинское донесение, а не витиеватый узор, покрывающий то золотое блюдо, что с подобострастием подносят в дар господину и повелителю.

Вот что было сказано в том письме:

"Во имя Аллаха милостивого и милосердного!

Славный наследник великого атабека аль-Малика аль-Адиля Нур ад-Дина Махмуда, да пребудет с ним вечно милость Всемогущего Аллаха!

Я пришел из Египта, чтобы служить тебе и тем самым исполнить мой долг перед покойным господином. Я делаю это только ради единства Ислама и окончательной победы над франками.

Аль-Малик ас-Салих Имад ад-Дин! Обращаюсь к тебе с напоминанием о том, что, по воле Всемогущего Аллаха, а также по воле твоего отца, я утвердил истинную веру в Египте и Йемене. Положи на одну чашу весов плоды моей службы, а на другую - ядовитые плоды деяний тех людей, которые способны лишь грызться за место на мягком тюфяке у господской ноги.

Увы! Ты, потомок доблестных Зенгидов, уже отгородился высокой стеной от своего верного слуги и избрал себе верноподданных иного пошиба. Я вижу для себя мало достоинства в том, чтобы расталкивать их локтями.

Посему я отказываюсь от службы роду Зенгидов и отныне буду действовать так, как требует того моя вера и как требует необходимость грядущего великого джихада.

Салах ад-Дин Юсуф ибн Айюб, султан Египта и Сирии"

Аль-Фадиль же превзошел самого себя. Ему и тысячи строк не хватило на то, чтобы описать все деяния своего господина, свершенные ради утверждения истинной суннитской веры и славы рода Аббасидов. Черные знамена реяли теперь и над Египтом, и над южной Аравией, где раньше также правили еретики. Однако на покоренных землях правоверные смущены тем, что их духовный глава, халиф аль-Мустади все еще не признал доблестного освободителя и верного слугу Аббасидов равным среди иных правителей дар аль-Ислама и не почтил его усердие султанским титулом, а такое признание безусловно необходимо для того, чтобы на всех землях воцарились спокойствие и надежда на твердую власть.

Не прошло и месяца, как халиф Багдада признал Салах ад-Дина правителем Египта и Сирии*, и над войском султана Юсуфа поднялись новые знамена, цвета полуденного солнца. Это был священный цвет рода Айюбидов. Однако в качестве талисмана султан Юсуф велел оставить и одно черное аббасидское "крыло".

Находясь в Хаме, Салах ад-Дин уже через неделю получил долгожданную посылку из Багдада. Примеряя парчовые султанские одеяния, он с усмешкой сказал аль-Фадилю:

- Слава Аллаху, этот кафтан не с плеча Шавара. Кровавых пятен на плечах не видно.

Еще через неделю пришла хорошая весть с Запада: франки предложили султану Египта и Сирии заключить с ними мирный договор.

На исходе того дня, окончив вечернюю молитву, Салах ад-Дин обратился к покойному Нур ад-Дину:

- Великий атабек, я не стану брать приступом твой город! - прошептал он и почувствовал теплоту в душе. - Однако надеюсь, что ты придешь с тем же вопросом к тому, кто вертит твоим сыном и законным наследником, как тряпичной куклой... к тому, что торгуется с франками и оскверняет твои динары, оставляя их в руках ассасинов...