Следуя этому совету, Салах ад-Дин устроил в городе щедрую раздачу милостыни, причем так, чтобы никто не узнал, от кого именно исходят эти деньги, а затем стал истово молиться в мечети Аль-Акса в надежде, что Аллах пошлет ему озарение. Причем, как свидетельствует все тот же Баха ад-Дин, во время молитвы он плакал так, что слезы вымочили его молитвенный коврик.
И Бог, как по меньшей мере считал сам Салах ад-Дин, услышал эту его страстную молитву. Во всяком случае, только так можно объяснить дальнейший ход событий с точки зрения истинного мусульманина. Хотя у историков, разумеется, по данному поводу имеется несколько иное мнение.
Вечером того же дня лазутчики принесли донесение о том, что все войско крестоносцев сначала выстроилось перед своим лагерем в боевом порядке, а затем вернулось назад. А в субботу, 4 июля, тайные осведомители прислали султану подробный отчет о проведенном Ричардом накануне военном совете.
Как выяснилось, окружение Ричарда тоже раздирали противоречия. Французы настаивали на том, чтобы немедленно начать выступление на Иерусалим, но сам Ричард уже пришел к выводу, что такой поход обречен на неудачу. Когда королю напомнили, что отвоевание Иерусалима было главной целью Крестового похода и без достижения этой цели или хотя бы попытки ее достигнуть все становится бессмысленным, Ричард попытался воззвать к разуму членов своего штаба.
— Все источники воды вокруг города отравлены, а без воды летом там невозможно выдержать и дня. Где вы собираетесь брать воду? — спросил он.
В ответ сторонники похода заметили, что всего в паре километров от города есть небольшая речушка, откуда можно доставать воду. Кроме того, можно разделить армию на две части: пока одна будет ездить с лошадьми на водопой, другая продолжит осаду.
— Да, но как только часть армии выедет на водопой, Саладин стрелой вылетит из города и перебьет остальную, — возразил Ричард.
Наконец после бурных сборов было решено избрать 300 выборщиков из числа самых знатных рыцарей, которые, в свою очередь, должны были выбрать 12 человек из своего числа, а те — трех, которые и должны были решить, как крестоносной армии поступать дальше — идти на Иерусалим или нет. Решение этой троицы должно было быть оглашено утром 5 июля.
Европейские хроники также подробно, даже более красочно, чем мусульманские, описывают то судьбоносное совещание, и в целом их версии совпадают. Герцог Бургундский требовал наступать на Иерусалим, но Ричард отказывался взять на себя такую ответственность, мотивируя это не только нехваткой воды, но и тем, что крестоносцев было слишком мало, чтобы осадить город, а пути их снабжения было легко перерезать. «Если вы желаете испытать приключение, я вас по-дружески стану сопровождать, но не стану во главе Крестового похода, чтобы потом не сказали, что это я погубил армию!» — провозгласил Ричард.
В итоге окончательное решение было принято не троицей, а советом из двадцати человек, в который вошли пять тамплиеров, пять госпитальеров, пять иерусалимских баронов и пять знатных рыцарей. Совет всю ночь заседал в шатре магистра ордена госпитальеров, и именно последние убедили короля отказаться от кампании, а вместо этого добиться перемирия с Салах ад-Дином. Совет также порекомендовал начать готовить наступление на Вавилонию, то есть Каир, но все понимали, что это — не более чем слова.
И 6 июля армия Ричарда начала отступление от Бейт-Нобля в сторону Рамле, что с ликованием было встречено в лагере мусульман. Салах ад-Дин снова оказался баловнем судьбы и любимцем Аллаха, а Ричард упустил своей последний шанс войти в историю как «освободитель Иерусалима».
Рассказывают, что во время отступления один молодой рыцарь подъехал к королю и сказал, что если взобраться на стоявшую неподалеку гору, то с ее вершины можно увидеть Иерусалим (обратите внимание: без всякого бинокля, которых в то время просто не было). Но Ричард в ответ только отрицательно покачал головой.
— Недостойные отвоевать Святой град недостойны и смотреть на него! — ответил он со столь присущим ему чувством слова.
По другой версии, однажды, преследуя сарацин, совершивших очередную вылазку к христианскому лагерю, Ричард доскакал до высот Эммауса, с которых был виден Иерусалим, и, разрыдавшись, закрыл лицо щитом, стыдясь смотреть на Святой град, которым так и не решился овладеть.
Но если отставить в сторону эту красивую рыцарскую легенду, нельзя вновь не задуматься над тем, что все произошедшее еще раз обозначило значимость Иерусалима на этот раз не в мусульманском, а христианском общественном сознании.