Саладин

И овладел им дух силы и мужества,
И поднялся он и все его воинство из Египта,
И явились к Иерусалиму.
И отдал Бог город в его руки,
И велел он глашатаям в каждом городе
Провозгласить слово об Иерусалиме,
Чтобы явился сюда каждый из семени Эфраима,
Кто живет от Ассирии до Египта
И до края небес;
Чтобы собрались они здесь и укрепились в его границах;
И с тех пор живем мы здесь под сенью мира…

Безусловно, это восхваление Салах ад-Дина чрезмерно. Он никогда не считал евреев (как и христиан) равными мусульманам; никогда бы не допустил их уравнивания в правах, так как это означало бы и признание того, что иудаизм и христианство по значению равны исламу.

Вне сомнения, Юрий Колкер прав в утверждении того, что Салах ад-Дин видел в евреях в первую очередь полезных слуг, а его разрешение селиться им в Святой земле и в Иерусалиме было продиктовано экономическими интересами. Салах ад-Дину крайне важно было как можно скорее заселить опустевший после исхода христиан Иерусалим, восстановить экономику региона, и евреи могли сыграть в этом весьма позитивную роль[73]. Таким образом, в данном случае он еще раз подтвердил свое реноме мудрого государственного деятеля.

И все же было в этом шаге и нечто большее — свойственная в ту эпоху, пожалуй, только ему широта жеста, достаточная веротерпимость, желание видеть довольными всех своих подданных, и — что самое главное — признание за евреями — при всех ограничениях — права жить на своей исторической родине.

В связи с этим представляется крайне интересным, как повел бы себя Салах ад-Дин, если бы в наши дни ему было доверено вести от имени мусульманского мира переговоры об урегулировании арабо-израильского конфликта. Занял бы он в нем столь же жесткую позицию, которую занимают сегодня палестинские лидеры, и до какого предела простиралась бы его готовность к компромиссу?

Ответов на эти гипотетические вопросы, разумеется, нет. А вот факты свидетельствуют, что в ответ на призыв Салах ад-Дина в Иерусалиме очень скоро появилась небольшая еврейская община.

В 1191 году, когда Салах ад-Дин велел разрушить Ашкелон, в Иерусалим перебрались евреи из этого города. В 1209–1211 годах сюда прибыла большая группа евреев, бежавших из Англии и Франции, а затем к ним присоединились евреи Магриба. С тех пор число евреев в Святой земле только росло, закладывая тем самым основу для их будущего массового возвращения на землю предков и восстановления своей государственности.

Не случайно одна из улиц Иерусалима и сегодня носит имя Салах ад-Дина, и на ней можно встретить как евреев, так и арабов, находящих общий язык друг с другом.

* * *

Как и в других завоеванных городах, Салах ад-Дин пробыл в Иерусалиме около месяца.

Он мог бы занять под свою резиденцию любой из великолепных иерусалимских дворцов, брошенных побежденными, включая, разумеется, дворец короля или патриарха, но удовольствовался небольшой пристройкой к мечети Аль-Ханака, расположенной неподалеку от храма Гроба Господня. В пристройке были всего одна спальня и одна небольшая комната, в которой с трудом могли уместиться шесть-восемь человек, — на тот случай, если ему нужно было провести совещание со своим ближайшим окружением. Таким образом, и после величайшего триумфа Салах ад-Дин остался верен себе, своим принципам проявления скромности и умеренности во всем.

По мере того как поступали деньги от христиан, покидающих Иерусалим, Салах ад-Дин щедро раздавал их эмирам для того, чтобы они выплатили вознаграждение воинам, а также, разумеется, богословам, законникам, дервишам.

Ордену последних он отдал роскошный дворец патриарха, который был переделан в приют с прилегающей к нему молельней и назван Ханкат Салахия — «Новоселье Салах ад-Дина». Так же в честь Салах ад-Дина была названа новая большая богословская школа Медресе Салахия, созданная в бывшей обители Святой Анны. В медресе был также превращен приют Святого Иоанна — бывший оплот рыцарей-госпитальеров. Все изображения креста, все надписи латиницей, все скульптуры в бывших католических храмах и общественных зданиях были попросту уничтожены[74].

Таким образом, город буквально на глазах вновь становился таким, каким был до завоевания его крестоносцами, то есть в первую очередь мусульманским.