Эх! Я точно пострадаю когда-нибудь за свою излишнюю доверчивость, но сейчас уйти уже не могу. Оставить в темном глухом лесу ребенка одного было выше моих сил. Я сама находилась в похожем положении — совсем одна, без друзей и близких, уже однажды убитая и преследуемая по пятам ненавистным мужем, но, в отличие от этого эльфыреныша, против меня не был настроен весь мир, а его убьет первый, кто повстречается по пути. Если в темных углах о чем-то говорят шепотом и под строжайшей тайной, то об этом точно знает каждый. Любое создание, хотя бы отдаленно напоминающее по описанию эльфыря, даже если он трижды самый невинный младенец, будет жестоко истреблено для общественного спокойствия без суда и следствия. Детеныш эльфыря здесь совсем чужой, его ненавидят только за то, что он такой, каким ему уготовано было родиться. Нехорошо это как-то. Мыслям, пытающимся достучаться до моего сознания и донести информацию о том, что не того жалею, я показала язык и храбро направилась к ревущему парню. Двум смертям не бывать, а одной все равно не миновать. А если хорошо подумать, не такой уж он страшный и непобедимый, раз в мешок посадили и волокли куда-то.
Я села по другую сторону костра и подбросила сухих веток в тлеющие угли. Огонь постепенно разгорался. Даже если этому мелкому упыренышу вздумается на меня броситься, я успею шмыгнуть в пламя. Надеюсь, что успею. Меч для успокоения совести я положила себе на колени.
Опасный ребенок перестал громко рыдать и теперь только отчаянно всхлипывал, не поднимая головы.
— Прекрати реветь, — ворчливо сказала я, не сводя с него настороженного взгляда.
— А я и не реву, — глухо ответил он и шмыгнул носом.
«Меня оплакивает, заживо», — мелькнула трусливая мысль, но я культурно попросила ее удалиться куда подальше, а вслух произнесла:
— Еще скажи, что у тебя неожиданно на меня аллергия появилась с летальным насморком.
— Не появилась. — Мираб смешно дернул длинными ушками, но головы так и не поднял.
О чем с ним разговаривать и как узнать, что у него на самом деле на уме и в желудке, я даже не представляла. С одной стороны, дыма без огня не бывает, и народ не на пустом месте придумал сказочки про кровожадность этой таинственной расы, которой толком никто не видел, но с другой — парень кажется вполне вменяемым и голодной слюной пока не истекает. Или их кровожадность проявляется с возрастом, а дети вполне мирные и кроткие существа, питающиеся травкой? Может, удастся отделаться малой кровью, и не моей?
— Я хочу домой, к папе, — вдруг сказал маленький эльфыреныш и утер покрасневший нос тыльной стороной ладони.
С таким трудом созданное душевное спокойствие дало трещину. Вот только папы мне еще и не хватает! Вести задушевные разговоры сразу расхотелось.
— Ты ведь не нарушишь своей клятвы, Сатия? Ты поможешь мне вернуться? — Мираб поднял на меня влажные глаза цвета весеннего неба в обрамлении длинных ресниц, которым позавидовала бы любая девчонка. Изумительно красивый парнишка, а когда не улыбается, то и клыков совсем не видно. Если не знать, вообще за эльфа сойдет. Он смотрел на меня поверх костра таким серьезным и несчастным взглядом, что сердце мое дрогнуло — что же я, сволочь последняя, что ли, бросать ребенка на произвол судьбы? А если доживу до утра, то можно считать, что жизнь удалась.
— Ладно, — вздохнула я, окончательно смирившись со своей горькой участью. — Утро вечера мудренее. Ложись спать.
— Не бросай меня, пожалуйста, — заканючил мальчишка, утирая рукавом залитое слезами лицо. — Отец наградит тебя, если ты вернешь меня домой.
«Наградит, конечно! Нафарширует яблоками, специями сверху посыплет, чесноком натрет для аромата — вот и вся моя награда. Кто-нибудь еще может похвастаться такой оригинальной формой оплаты? Вряд ли».
— Завтра поговорим, спи давай, — прикрикнула я. Если оно для меня наступит, это завтра.
Мираб свернулся калачиком прямо на траве у костра, прижал крылышки к спине, так что они стали почти незаметны, подложил ладошки под голову и закрыл глаза. Через пару минут он уже расслабленно сопел и чему-то хмурился во сне. Думаю, спать в мешке вряд ли доставляло ему большое удовольствие.
Сквозь дыры в одежде я увидела несколько довольно больших кровоподтеков и ссадин на плече и боку парнишки, и во мне на миг снова поднялась злость на тех, кто уже поплатился за свою жестокость. Правда, нужно еще разобраться, кому из нас больше повезло — мне или им.