Саламандра (СИ)

Да! Слова были написаны кириллицей, но только вот сам текст был транскрипцией с немецкого — «мой дорогой друг, ну ты и попал…», а «епсель-мопсель» не был, собственно, словом как таковым! Любой начавший читать текст спотыкался о непереводимое слово и сдавался. Надо было знать не только русский, но и немецкий, причем, по всей видимости, для самого Элли немецкий не был родным, скорее всего, на уровне школьной или институтской программы, уж больно нелепой была транскрипция, да и построение фразы выдавало, что человек не владел языком вольно, как например, сам Александр Яворский. Стоило принять такое написание, как слова сами стали складываться в понятные фразы:

«…Не спрашивай меня, почему я взял это имя. "Волшебник изумрудного города" — это была последняя сказка, которую я читал своим дочкам, прежде чем к нам в дом пришли из НКВД и меня забрали. Меня обвинили в преступлениях, которых я не совершал, и после долгих пыток расстреляли. За мной пришли по доносу друга, мне даже показывали его, пытаясь убедить сознаться во вредительстве, но я видел на нем брызги крови и понимал, что мой друг просто сломался, не выдержав побоев, и сделал то, что велели. Я не виню его, за те долгие годы, что я провел здесь, я давно простил его».

Слова «изумрудный», НКВД, вредительство, донос были написаны по-русски, но это не сбивало с самого рассказа. Лекс живо представил себе усталого человека, который перед смертью решил исповедаться. Лекс осторожно протянул вперед руку и бережно попытался развернуть свиток, чтобы прочесть дальше:

«Я очнулся в теле молодого паренька на дороге из желтой растрескавшейся глины, и в первый момент подумал, что попал в сказку, которую читал дочкам. Но жизнь в очередной раз надо мной посмеялась».

— А ЛЮБОПЫТНЫХ МАРТЫШЕК МЫ ЛОВИМ НА БАНАН! — чисто и совершенно по-русски произнес Лир, стремительно перехватил руку Лекса и удержал неожиданно сильными пальцами, а потом продолжил на обычном языке, — я знал, что ты попадешься! А еще больше рад, что текст все же читается, и это все не бред воспаленного ума Элли перед смертью.

— Лир, вы и правда охуевший, а вернее охуительный, — Лекс выдернул руку и, сняв капюшон, с самым независимым видом уселся на подлокотник к Кирелю, — простите, папа, мне этот внешний вид, просто мне было скучно и хотелось побаловаться!

— Ну что ты, дитя мое, — Кирель приобнял рыжика за талию и, потянувшись, поцеловал в щеку, — я рад, что ты все же присоединился ко мне. Без тебя было скучно.

— Я проголодался, — заявил рыжик и надул губки, — этот муж опять не дал мне ни поспать, ни покушать! Вот ведь неугомонный! У вас не найдется хотя бы засохшей корочки лепешки для голодного меня?

— Ах, дитя, неужели муж о тебе так плохо заботится? — Кирель ласково погладил Лекса по бедру и кивнул слугам, которые метнулись, как тени, стремительно занося маленький столик и уставляя его всевозможной едой.

— Скорее, слишком хорошо, — Лекс довольно улыбнулся, — только вот после его ЗАБОТЫ на попу сесть проблема! О, вкуснятина! Если выспаться не получится, то хотя бы поем!

Лекс начал хватать руками с тарелок все подряд и запихивать в рот, будто действительно неделю не ел. Кирель только улыбнулся такому демонстративному голоду и велел принести для Лекса сладкой воды. Рыжик довольно жмурился и только раз за разом поддергивал сползающие длинные рукава, а потом, как видно, психанув, стал стаскивать с себя балахон. Кирель с удовольствием мазнул взглядом по длинным точеным ногам, крепкой, как орешек, заднице, поджарому животу, сильному развороту плеч и изящным рукам с явно проступающими мышцами. Лекс прекрасно отдавал себе отчет, что совсем не похож на канонный образец красоты младшего, и не стеснялся это демонстрировать. Кирель сыто улыбнулся, когда увидел полувозбужденный член и то, с какой небрежной грацией рыжик уселся обратно в кресло.

Первосвященник щелкнул пальцами и слуги принесли невесомое одеяние. Не женский хитон, а, скорее, слишком длинную тунику без рукавов. Лекс вспомнил о первом посещении Киреля, когда он в похожем одеянии соблазнял его, и без возражений поднял руки, помогая слугам облачить себя в полупрозрачную невесомую одежду. Теперь все приличия были свято соблюдены — Лекс был одет, но при этом ткань тоньше тюля скорее подчеркивала наготу красивого тела.

Лекс подчеркнуто не смотрел на старика, а тот подпер голову рукой и с доброй улыбкой рассматривал прожорливого парня. Как родной дедушка, к которому забрел голодный внучок. Тот смел почти половину со всех тарелок, и наконец насытившись, откинулся в кресле, с удовольствием облизывая пальцы. У Киреля зрачки заполнили радужку от возбуждения, не будь рядом Лира, он бы не удержался и проверил сладость карминовых губ Лекса, но старческое кряхтение по соседству удерживало Первосвященника в рамках приличия.

— Приятно видеть здоровый аппетит у молодого человека, — скрипнул старик, — глядя на тебя, и мне захотелось, — Лир ухмыльнулся, — попробовать такую вкуснятину.