Саламина

К числу наших друзей принадлежали и мать Софьи, Элизабет, и ее муж Ионас. Элизабет, дочь старого Нильсена, обладала мужским телосложением, ростом и таким характером, какой нам нравится считать мужским. Характер этот за сорок лет вылепил черты ее, врезался в складки и морщины обветренного лица. Крупная, костлявая амазонка с прямой, как доска, спиной; Ионас обожал ее. И она могла гордиться тем, что ей принадлежит самый красивый парень в поселке. Хороший человек Ионас и джентльмен. Впервые прибыв в Игдлорсуит, я воспользовался с согласия муниципального совета свободным в то время домом Ионаса и устроил там склад своего имущества. Ионас и его семья вернулись неожиданно рано и нашли свой дом занятым. Ионас сразу же пошел ко мне.

- Я пришел, - сказал он, - поблагодарить вас за то, что вы воспользовались моим домом. - И, не позволив мне убрать вещи, отправился с семьей жить в другое место.

Северин Нильсен не был похож на гренландца. Он так поразительно походил на одного моего американского друга, что как-то вечером на прогулке я подошел к нему и просто для компании привел к себе домой.

Достав виски, налил ему и себе по стаканчику и, выпивая, сказал:

- За твое здоровье, Джек!

Он был мал и худ, внешне приятен и чувствителен в высшей степени. Женой и двоюродной сестрой его была Саламина, сестра Рудольфа. Живая, веселая, разговорчивая, очаровательная, бойкая маленькая женщина, она нарушала обет молчания семьи Квистов.

Еще заходил к нам Мартин, но, увы, без жены, ее у него не было. Он был стойко и грустно предан моей Саламине и вследствие этого странным образом и мне. Лицо Мартина - как полная луна, улыбка - как восходящее солнце, а слезные железы - как Ниагарский водопад. Не один раз мы видели, как он при неудачном упоминании о его безнадежной любви вставал из-за стола и выходил, чтобы скрыть от нас слезы, которые не мог удержать.

Наш дом был действительно приспособлен к приему важных гостей, потому что после здания конторы Троллемана это несравненно лучший из всех остальных домов в поселке. Прежде всего он деревянный. Это производило сильное впечатление на жителей, которые, как и все люди, предпочитали мерзнуть в приличном доме, чем находиться в тепле в другом месте. Дом наш холодный, но во многих отношениях удобный. В нем было так много места для хранения вещей, что главная комната оставалась незагроможденной. Внутри дом выглядел очень милым, веселым. Розовые стены, оконные занавески и альков синие, а занавеси алькова пурпуровые. Вся мебель была изготовлена на месте; грубая, основательная, неказистая и удобная, она придавала комнате уютный непринужденный вид, и гости чувствовали себя в ней свободно.

Мы принимали гостей не так, как они привыкли. Им было бы неинтересно есть вареные тюленьи ребрышки прямо из кастрюли или же, придя разодетыми, как на торжественный прием, увидеть те же обычаи, что у себя дома. Наши гости, входя, видели длинный стол, накрытый белой скатертью, ярко освещенный лампами и свечами, сверкающий серебром (или тем, что сходило за него), стеклом и фарфором, ломящийся под тяжестью хорошей еды. Они входили - как они входили? Ну застенчиво, не зная, конечно, как себя вести. Но не волнуйтесь, оставьте их просто в покое. Не забывайте об их неуверенности в себе и подавайте пример того, как нужно вести себя. Усаживайте их:

- Луиза, сюда! Маргрета, садитесь здесь! Вы, Рудольф, в конце стола! София, рядом!

Теперь, Саламина, передавай тарелки - мне, сначала мне...

Это очень важно: надо подать пример. Они следят за каждым моим движением.

Когда все наедятся досыта, стол отодвигается и превращается в стойку бара: на нем расставляется пиво. Начинаются танцы; они продолжаются, пока не кончится пиво.

Время не дорого в темные ноябрьские и декабрьские дни: работы нет, делать нечего. Море - не вода и не сплошной лед: бушуют штормы. Долго спать, редко есть, гулять и танцевать - таков порядок дня. Мы танцуем. Каким-то образом благодаря еде, пиву, свету от лампы, уютной комнате, массе людей, жаре, духоте, табачному дыму, испарине, непрестанному ритму гармонии, головокружительному движению в танце, а больше всего благодаря открытому, беззаботному, веселому, добросердечному характеру наших гостей мы веселились на редкость хорошо.

И когда наступал серый рассвет и мы перед расставанием стояли на склоне горы, ощущая прикосновение чистого, холодного утреннего воздуха к нашим разгоряченным лицам, всем нам приходила в голову мысль: как хорошо! Мы обнимали за плечи друг друга, нам не хотелось расставаться.

Спокойной ночи, дорогие друзья!

XX. СЛЕЗЫ