Саламина

Праздник, конечно, был кафемиком, на который приглашались все жители поселка поочередно, партиями из стольких лиц, сколько наш дом мог вместить. Особенностью праздника был разукрашенный пирог, вернее два пирога, достаточной величины, чтобы каждый гость мог получить по куску. Пироги с горящими на них свечами и надписями "Елена", сердечками и всякими другими украшениями выглядели так красиво, что Саламина неохотно принялась разрезать их. Да, пироги были прекрасны! Но, как мы сообщили всем, не в этом состояло их главное достоинство, и даже не в их вкусе. Я не могу особенно похвалить его. Их прелесть была тайная - в них мы запекли деньги! То, что последовало после раздачи кусков, больше всего на свете походило на золотую лихорадку на Юконе. Съесть пирог? Да, потом, но сначала раскопки. Гости разрывали ломти на части, растирали их в крошки. Два эре, десять эре, пять эре, пять, десять - все это только мелкие приманки, а главным приз, крону, нужно еще найти. Гостям страшно нравилась эта игра, они оставались, чтобы посмотреть, как в ней будет участвовать следующая смена; дом был набит до отказа.

Слух об этой забаве распространился по всему поселку; не было нужды посылать Елену за гостями: они шли сами, толпились в передней, скапливались на улице. Возбуждение росло с каждым новым отрезанными куском пирога: крону еще предстояло откопать. Внезапно раздался пронзительный крик. Старая Абелона - ведьма с двумя зубами, громко кричала. Она держала крону в поднятой вверх костлявой руке.

- Ая, аяяя! - пела Абелона, и все возбужденно орали.

В этот вечер нужно было обязательно устроить танцы. Когда пришло время, отправились к Троллеману просить ключ.

- Нет, - сказал Троллеман.

Невозможно пустить всех жителей поселка к себе в дом. Конечно, наш дом больше, чем берлога для танцев, а часть людей могла бы подождать, как и там, на улице; дело было не в размерах помещения. Дело было в самом характере помещения, в его чистоте, в том, что мы ее всегда поддерживали, и в том, что на полках стояли мои вещи, хорошие вещи. Мой рабочий стол, мои рукописи, мои книги - все это было открыто для грязи, которую натащит публика. Нет, мы не могли, конечно, позвать их всех - только некоторых.

- Давай, Саламина, позовем кое-кого на танцы.

Так как день рождения Елены пришелся на субботний вечер, а танцев не устраивали уже больше недели, то мы решили пригласить на маленькую танцевальную вечеринку несколько человек. Я думаю, мы пригласили, ну, может быть, человек двадцать.

Двадцати было предостаточно. Но едва лишь звуки гармонии Петера донеслись до поселка, как пустынная улица заполнилась толпой. Она скопилась у окон, запрудила вход, захлестывала дом, как прибой заливает риф. Мы задернули занавеси, закрыли двери и продолжали танцевать. Дым, пыль, жара стали удушливыми, невыносимыми. Задыхаясь от недостатка воздуха, мы ринулись на улицу. О чистый холодный ветер, о роскошная ночь, о луна, о сверкающие снег и лед, о север - твоя красота! И ты, большая толпа, дружественно настроенная, с улыбками терпеливо стоящая снаружи! Я не мог устоять и пригласил с дюжину людей в дом. Вот когда стало тесно.

Елена сидела на нарах, молчаливая, с широко открытыми глазами, впитывая все это зрелище. Тобиас, наш мальчик, помогавший по хозяйству, тоже танцевал. Мы позволили ему начать, и никакие земные силы уже не могли его остановить. У него было пристрастие к крупным женщинам. Маргрета была в его вкусе. Он стоял с ней в паре, задрав подбородок; он доходил ей как раз до груди; все начали смеяться. Ну и толпа! Кто это? Боже мой, они сломали калитку и ворвались, как наводнение.

После того как мы вежливо, но решительно очистили дом примерно от двух третей незваных гостей, Абрахам в качестве председателя муниципального совета обратился к ним с веселой речью относительно их поведения, доказывая, что, так как дом не их и праздник не их и особенно ввиду того, что места внутри не хватает, им всем лучше спокойно оставаться на улице. Что они и сделали. А чтобы не произошло никаких недоразумений и путаницы, чтобы приглашенные на танцы и неприглашенные не перемешались, они перерезали шнурок от щеколды. Мы оказались в плену.

Мне не хотелось ломать старательно изготовленную щеколду, но другого пути не было. Я подналег на дверь и под треск раскалывающегося дерева вылетел на улицу. Ночь наполнилась громовым топотом ног разбегающихся в панике людей. Остался один помощник пастора.

- Это не я, нет, не я. Не я!

У, жалкий помощник!

XXX. ТЕМНОТА

Мой дневник за 1931 год содержит следующую запись:

"Суббота, 19 декабря. К рождеству запаковано свыше 200 подарков, 45 мешочков с конфетами, 22 рога изобилия с конфетами (замечательной красоты!). Елка убрана. Ее скрывает занавес, подвешенный к потолку. Мы говорим Елене, что за занавесом спрятан человек. Она боится подходить близко".

Дальше идет длинная запись о Юстине, с которой я незадолго до этого познакомился, и список ее подарков. Потом: