Саламина

Еще следует упомянуть о доме Эскиаса - Эскиаса и Деборы. Эскиас во многих отношениях достойный человек. Будучи помощником пастора на далеком юге Гренландии, он, говорят, был так любим женщинами и сам так их любил, что в конце концов церковь не захотела больше терпеть его. Не удивительно, что для церкви дело кончается тем, что у нее остается мало людей, которых кто-нибудь любит. Но оказалось, что Дебора мудрее церкви. Эта пара, несмотря на кучу детей, входит в число наиболее преуспевающих семейств района. Эскиас был искусным охотником, несмотря на полученное образование, которое не заставило его возгордиться, и сохранил Дебору, несмотря на любовь женщин. А Дебора, несмотря на свою внешность и очаровательность, имела голову на плечах. Их дом нравился мне больше всех других; там я и устроил свой кафемик.

Мы упомянули о домах богатых, посмотрим теперь на дом бедняка, на дом, пещеру, трущобу, жалкое логово Мортона. Мортон - низкого роста, сильный, с приятными, хотя несколько мягкими, чертами лица, ласковыми глазами и склонностью слюняво распускать губы. Мортон был грязен: лоскутья его одежды связывал лишь ее основной материал - сало. У Мортона были своеобразные манеры.

- Моя фамилия Мортон, - говорил он на приличном датском языке, обращаясь к незнакомому человеку. - Как ваша фамилия? - Затем пожимал вам руку. - Я участник экспедиции, - продолжал он, - путешествовал с Лауте Кохом. Говорят, вы отличный человек. Я отличный человек. Вы должны взять меня к себе.

Но вы не берете его к себе. Мортон самоуверен, вы ему не вполне доверяете. А потом вы кое-что о нем узнаете. У него наихудшая репутация во всей округе. Гренландцы не рассказывают вам всего, что знают, так как склонны скрывать от чужих случайные темные проделки, которые не делают чести их соотечественникам. Такая солидарность у них есть: они не говорят дурно о своих. Самый лучший ваш друг из их числа может предоставить вам самим убедиться в хорошо ему известной непригодности человека, которого вы наняли. Кто-то однажды шепнул мне, что Мортон убил жену. Я попробовал разузнать об этом и натолкнулся на молчание. Но многие говорят, что он дурной человек - настолько он дурной. Мне рассказывали, что пьяные гренландцы дерутся. Не многие, добавил мой собеседник, не так, как европейцы. Кулачные драки для гренландцев - табу. Но я видел, как Мортон, трезвый, совершил жуткий поступок: ударил человека по лицу твердыми костяшками кулака.

Случилось это в Нугатсиаке, когда Павиа был в отъезде и его кифак (служащий) налил себе пива из хозяйской бочки и выпил столько, сколько смог: он напился вдрызг. Пьяный вышел, шатаясь, на улицу, на потеху толпе. Не знаю, что именно там произошло, я стоял в отдалении. Мортон был в толпе и, может быть, сказал ему что-нибудь вызывающее, а мальчик - тот был еще почти мальчик - ответил ему тем же. Во всяком случае, Мортон подошел к нему, сильно ударил его по лицу и свалил наземь. Мальчик поднялся на ноги и бросился на Мортона. Мортон снова сбил его с ног. Мальчик опять пошел на него, нарываясь на удары. Мортон избил его, страшно избил. Мальчик перестал нападать и ушел в дом. "Кончилось", - подумал я. Все это произошло очень быстро, я сразу не сообразил, что творится. Толпа отошла в сторону, драка напугала ее. Но вот люди зашевелились и начали разбегаться: из дому выскочил мальчик с ружьем в руках. Мортон попятился в мою сторону. Мальчик последовал за ним, остановился, навел ружье, долго целился, потом отбросил его в сторону. Как я после сообразил, ружье, конечно, не было заряжено. Наверное, пьяный об этом и не подумал, решив убить Мортона. Прицелившись, он нажал курок, нажимал долго, настойчиво, но потом понял в чем дело. Отбросив ружье, он подобрал несколько камней и кинул их в Мортона. Мортон двинулся на него, но я уже пришел в себя и подбежал к Мортону.

- Бросьте! - крикнул я ему, - прекратите драку, идите домой!

Мортон повиновался. Мальчик, продолжая швырять камни, стал приближаться. Он что-то выкрикивал. Как я догадываюсь, это не было признание в любви. Слов я не понимал, но чувствовал их смысл по тону. Тон вполне соответствовал окровавленному, искаженному бешенством лицу. Раньше мне не приходилось слышать такой ритмической речи. Как будто бы затрудненное дыхание и тяжелые удары пульса навязывали словам свой ритм; с точки зрения искусства - героическая картина. То, что он говорил мне, когда я остановил его, звучало как бешеное песнопение. Но оставим мальчика за исполнением этой литании и последуем за Мортоном.