Саламина

Ежечасно мы переходим от малого к великому. Давайте оторвем свой взор от Троллемана и меня, от Саламины и детишек, от Анны, Мартина, Абрахама, Йорна, Лукаса, Тукаджака, от вопроса о том, платите вы за корм собакам по шести или по десяти эре, от человеческой любви и ненависти, от жизни и смерти людей, от человеческих отношений и обратим его на чистейшую беспристрастность — лик божий. Взглянуть? Чем же мы живы день ото дня, как не этим?

У этого зрелища два атрибута: конечное и бесконечное. Это обширная область деятельности человека, арена его борьбы за жизнь; это неизмеримая бездна, в которую человек изливает свои мысли, стремления, всего себя. Человек теряется в ней. Быть может, вся жизненная деятельность человека не имеет иной цели, кроме возмещения того, что, безвозвратно улетучиваясь, восходит к богу. Что происходит, когда улетучивается наша энергия? Что истекает из нас? Художник, поэт ставят себе целью уловить эту эманацию, дать ей реальность, весомость. Тщетно, это невозможно, как невозможно, бодрствуя, видеть сны.

Удовлетворение от самого факта существования, какое мы все иногда испытываем, составляющее для многих нетребовательных людей их будни, представляет собой, может быть, самую совершенную нашу связь с окружающим миром, который мы называем богом. Что мы при этом думаем и достаточно ли оформлено происходящее в нас, чтобы назвать это мыслью, — сказать трудно. Может быть, все переживания лежат в области чувства, и только; но, будучи чувственными, они от этого не менее возвышенны. Отдаться бездумно тому, ради чего, благодаря чему мы созданы: солнцу, луне, звездам, их свету — я пишу о Севере, — падающему на покрытые снегом горные хребты, на плавучие горы белого льда, на море; отдаться шуму ветра и волн у берега, ощущению солнца, ветра и холода, проявлению всех наших чувств, которые составляют многогранное эстетическое единство. Перестать думать и отдаться всему этому. Если разум все же хочет действовать, то пусть мысли просто текут как попало, свободно расплываются в воздухе, подобно дыму, и теряются. Мне кажется, что мало кто размышляет о боге. И славу богу.

Есть у бедных жителей Донегола[14] (возможно, у ирландских сельских жителей вообще) несвойственная нам манера придавать даже самым штампованным выражениям внушительную серьезность. «Как вы поживаете?» — спрашивают они, здороваясь. Надлежащий ответ на это — не безразличное «спасибо, хорошо, а как вы?», но что-нибудь вроде: «Хорошо, только вот вчера немного побаливал зуб. К вечеру стало полегче, и я надеюсь, может быть, сегодня все пройдет».

У гренландцев, насколько я мог заметить, отсутствует формальное приветствие. Человек проходит мимо другого, кивнув ему, а то и без этого. Вообще они скорее склонны молчать, чем болтать о незначительных вещах. Но замечание о погоде для них обязательно. Прежде всего гренландцы, заговаривая о ней, произносят: «Хорошая погода». Слова «хорошая погода» — «сила пинака» — примерно так же выразительны, как ирландское приветствие. В это замечание вкладывается особый смысл. Прежде всего слово «сила» значит не только погода, но все, что под открытым небом, — мир, вселенная. Чтобы перевести это замечание, передать на нашем языке его тон и выразительность, нужно было бы сказать: «Ей-богу, мир прекрасен».

Это правда, даже сейчас, в холодные октябрьские дни. Погода зимняя, морозная, бодрящая. На берегу меньше болтающегося без дела народу. Тень горы накрыла нас и так и останется до марта. Солнце уходит, океан превращается в лед. Величественные картины смены времен года превосходны поразительной красотой.

На берегу маленькие фигурки. Что они там делают, почему бегают? Вот они спускают на воду лодку, набиваются в нее, гребут как сумасшедшие. Два человека отплывают на каяках: гонки? Смотрите! Вон третий показался из-за мыса. Это действительно гонки: он перегоняет их. Гребцы в лодке бешено гребут в сторону моря. Люди взобрались на холм, стоят толпой, куколки на фоне неба, и смотрят. На что? Что там происходит? Достаю бинокль, навожу его на воду. Бинокль сильный, поле зрения у него маленькое. Одно за другим я ловлю: лодку, каяки, один, два, три. Если это гонки, то у лодки нет шансов, она далеко позади. Один каяк намного опережает всех. Куда он направляется? Зачем? Осматриваю водную поверхность в направлении движения каяка: ничего там нет. Ах, есть! Что-то, почти полностью покрытое водой, темнеет на поверхности. Вот в чем дело: мертвый морж или что-нибудь в этом роде, и люди мчатся наперегонки, чтобы заполучить свою долю добычи. Но что это там? Беловатое, шевелящееся? Да это… Боже мой! Теперь я узнал это трепыхающееся пятнышко. Это — тонущий человек.