Дети росли и начинали наблюдать, как их отец занимался Торнарсукской магией. Ангакока клали на пол и крепко связывали, чтобы он не мог распутать веревки. На пол стелили мех. Ангакок запевал ангакокскую песню «акиут». Находившиеся в доме пели вместе с ним. Во время пения ангакок освобождался от веревок, вставал и призывал одного из своих духов-помощников, Митатдлуссокуне. Иногда дух являлся и произносил только: «Путукуто, путукуто». Говорят, что духи произносят это в тех случаях, когда людям предстоит столкнуться с нуждой. Народ всегда очень огорчался, услышав это слово. Но иногда дух, входя, говорил: «Каяк, каяк», и люди были счастливы, так как это предвещало изобилие.
После ухода духа-помощника ангакок призывал своего Кавдлунакуне. Тот говорил всегда одно и то же: «Неправда ли, Торнарсук злой?» Ангакок с ним соглашался, тогда дух вдруг начинал говорить по-датски, а ангакок переводил. Когда дух уходил, ангакок призывал свою Арнакуне (женский дух). При появлении этой громадной женщины все находившиеся в доме разбегались. Она приближалась к мужчинам с ужасающим шумом «бум!», «бум!», и при этом с нее сама собой спадала одежда. Мужчины очень боялись Арнакуне. Даже ангакок пугался и хватался за балки, потому что духи этого боятся.
Когда Арнакуне наконец уходила, ангакок вызывал Атдлернакуне (подземного духа). Этот совсем не страшен.
В числе духов-помощников ангакока был большой каяк — точнее, только передняя часть его. Этот каяк применялся в тех случаях, когда кто-нибудь из сыновей ангакока плыл во время бури на каяке и нуждался в помощи.
В числе духов-помощников был также айсберг.
Если ангакок хотел, чтобы его дух, Митатдлуссокуне, явился в дом, то тушил свет, уходил в дальний угол комнаты и бил по шкурам. Затем внезапно становилось светлее и мясо на шкурах начинало греметь. Ангакок показывал Митатдлуссокуне крыло сокола, поседевшего от старости.
Арналуак была единственной дочерью в семье. Она, бывало, рассказывала о громадном женском духе своего отца, Арнакуссуане: как этого духа впускали, когда дети сидели под нарами, и как взрослые чуть не умирали от страха.
Это было ужасно».
XLIV
Старая и новая вера
Однажды зимней ночью, во время бури, в самое темное время года, в маленьком обществе, сидевшем у меня вокруг стола, освещенного светом лампы, почему-то зашел разговор об ангакоках. Ах, да, я, кажется, баловался с монеткой; да, так оно и было. Я проделал какой-то простой маленький фокус, проделал один раз и, как ни странно, удачно. У меня хватило ума остановиться на этом. Все присутствующие были в изумлении. И тут мы заговорили об ангакоках, колдунах этого племени.
— Может быть, и вы ангакок? — спросил один из гостей.
— Может быть, — ответил я и многозначительно улыбнулся.
— Мой дед, — продолжал я, так как меня определенно слушали с интересом, — был ангакоком у американских индейцев. Их бог — Торнарсук, хотя называют они его другим именем. Хоть я сам никогда не занимался магией как ангакок, но Торнарсук дал мне «торнака» (торнак — дух-хранитель), а дед дал мне «арнаук». Мой дед также обучил меня тайнам своего дела.
— У вас есть арнаук? Покажите его нам! — закричали все женщины. Их было три: Маргрета, Саламина и случайно зашедшая Регина.
Замечу, что две из них были исключительно просвещенные женщины, обладавшие недюжинным природным умом, а у Регины вполне хватало времени проникнуть в тайны белого ангакока — Троллемана. Что касается мужчин, Рудольфа и Абрахама, то они или шутили вместе со мной, или сомневались во мне, или думали, что это, может быть, правда. Но это неважно. Во всяком случае, мы, мужчины, были заодно, все мы получали удовольствие от беспринципного эксперимента над женской верой. По-видимому, стоит только поскрести гренландца, и вы обнаружите язычника, потому что, продолжая с должной драматической серьезностью играть свою роль, я через несколько минут заставил женщин смотреть на меня с самым лестным для меня выражением почтения и страха. Если б я захотел, они были бы готовы визжать в припадке ужаса. Мои немногочисленные слова и действия производили на женщин глубокое впечатление. Они сидели, прижавшись друг к другу, глядя на меня, и стоило мне только бросить на них дикий взгляд, как они отодвигались в страхе. Женщины боялись и были зачарованы, умоляли показать им мой арнаук или амулет, спрятанный, как я им сказал, у меня под одеждой. Они ни в чем не сомневались и, желая увидеть чудо, проявляли детское любопытство. Регина просила меня хоть
— Хорошо, — ответил я ей, — но будь готова к возможным последствиям. Я знал таких, кто, просто взглянув на арнаук вроде моего, потерял все волосы. У одной женщины отнялась левая рука.
Регина содрогнулась.
— Может быть, — сказала она смущенно, — если б я уже побывала в Дании, то рискнула бы. Но не могу же я ехать туда без волос.