Кот Коуптакапе
Салатовые дниСайдноты А. Л. Е. В.
© Кот Коуптакапе, 2016
Данные длинноты были написаны в период с ноября 2014-го по июнь 2015-го, не считая эпилог, сочиненный в зале ожидания Казанского вокзала в октябре того же года. Многие читатели найдут это произведение откровенной беллетристикой и, наверное, будут правы. Записки молодого человека, переживающего кардинальные изменения в личной жизни и жизни общества, написанные в пылу адского нежелания приспособляться, едва ли могут быть документом, свидетельствующем о желании перемен, сколько их подразумевающем.
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Оглавление
Салатовые дни
О записях
Пояснение
Предисловие
Явление
1
2
3
4
5
Недоразумение
1
2
3
4
5
Отдаление
1
2
3
4
5
Преломление
1
2
3
4
5
Чудо
1
2
3
4
5
Допущение
1
2
3
4
5
6
Эпилог
Невошедшее
Про написанное
Про перебор
Гололед
В четвертом лице
Троллейбус
Башня
Шарик
В полночь
Про фатализм
Про уволившегося и уволенных
Про ревность к жизни
Любовь
Хромой и косой
На остановке с карандашом
Место в жизни
О дружбе
О смыслах существования
Башня
Недоразумение 6
О записях
Данные длинноты были написаны мной в период с ноября 2014-го по июнь 2015-го, не считая эпилог, который я сочинил, сидя в зале ожидания Казанского вокзала в Москве в октябре того же года. Многие непритязательные читатели найдут это произведение откровенной беллетристикой, в отношении чего будут конечно же правы. Записки 20-летнего молодого человека, переживающего кардинальные изменения в личной жизни и жизни общества, выведенные без претензий на большое произведение и написанные скорее в пылу адского нежелания приспособляться, нежели с гражданских позиций, едва ли могут быть документом, свидетельствующем о желании перемен, сколько их подразумевающем.
Жизнь, медленно перетекающая из счастливой молодой влюбленности в фатальный пик кризиса, из которого нет выхода, — едва ли новая тема для подостановочных и подростковых (шизоиды простят мне этот оксюморон) рассуждений об обществе. Данную тему затрагивал весь букварь писателей, многие, собственно, начинали с нее свою литературную карьеру. Однако в современном мире <литературы>, где на главное место выходят все проблемы романтизмов, реализмов и даже диалектизмов, мире, растворенном в постмодернисткой эстетике (и этике), штампах, рекурсивных отсылках и игре с канонами мира через их словесные производные, никто не брался за них по-настоящему.
Современным романам присуща откровенная однобокость. Писатели эскплуатируют арсеналы идей, но делают это выборочно и штучно. Некоторые пытаются выстроить метаязык, снисходя до читателя в своей образованности, другие плодят боевики в буквенной обложке, третие создают и воссоздают миры, которые были бы рады препарировать. Но ведь никто не живет! Откуда берется тот опыт, которым пытаются подпитывать нас литературоведы, неизвестно. Проза так глубоко ушла в себя, что будет справедливо назвать ее лирикой в прозе. Современная литература (жизнь) проглатывается; со всеми собирательными образами, штампами и представлениями о себе. Современная литература (жизнь) работает ради денег; с договорами, контрактами и текстами, воссоздающими себя раз за разом. Современная литература (жизнь) создает полигоны для испытания несбыточного и прогнозирования очевидного. Современная литература (жизнь) умирает, медленно и безостановочно, как человек, который пытается создать ее через силу, написать ее телом, но не духом.
Нет смысла превращать литературу в волокиту: единственный путь выпустить литературу (жизнь) на свободу — документировать себя. В современном мире более нет проблем, о которых мы могли бы предостеречь. Единственный выход — предостеречь себя своей литературой от настоящего.
Все описанные в повести события произошли на самом деле, но в другом порядке.
Пояснение
Прежде на этом месте был небольшой рассказ о том, как выдуманный герой собирается написать мемуары другого человека.
Дневники, действие которых сосредоточено не на известном повествователе, а на обычном проходимце и людях, с которыми он знаком, по мнению автора, не могли нести в себе оттенок прозы, тем более, мемуарной, способной удержать интерес читателя, а потому должны были быть обрамлены тем, что могло бы представить все сказанное в совершенно ином, художественном, свете.
Автор так больше не считает.
Теперь вместо этого обрамлена каждая история. Фразой, которая могла вспомниться из случайных разговоров, так и не нашедших себя в канве повествования. Объяснение этому не сложно будет отыскать в самом тексте.
Отдельно взятый эпиграф не связан с историями, которые открывает: наложение смыслов возможно, но не подразумевалось изначально. Каждому новому разделу книги соответствует свой собеседник.
Автор надеется, что данная амбивалентность подачи сыграет произведению воспоминаний только на руку.
Предисловие