Салихат

Вот только как выйти за ворота незамеченной? Загид и раньше-то почти никуда не отлучался, а теперь и подавно не станет. Расиме-апа приказано следить за мной. Надо набраться терпения и подождать, возможно, они на минутку отвлекутся, и вот тогда мне нужно бежать быстро, очень быстро.

Решив так, я немного успокаиваюсь. Когда Расима-апа вносит чай, на ее лице удивление: видимо, не ожидала от меня такой безучастности. Пусть лучше думает, что я помешалась от горя, чем станет подозревать в планировании побега. Я выпиваю чай и снова ложусь, попросив разрешения поспать. Расима-апа с готовностью соглашается, забирает поднос и уходит. А я думаю о том, что теперь вовсе не смогу спать, пока под одной крышей со мной находится такое чудовище, как Загид.

* * *

Случай выпадает только через два дня.

Сразу после обеда прибежала соседская девочка за Расимой-апа: позвать к своей умирающей бабушке, которая частенько заходила к тетке Джамалутдина, покуда не заболела. Расстроенная Расима-апа тут же стала собираться. Прежде чем уйти, она какое-то время колебалась, раздумывая, может ли оставить меня на время без пригляда, но эти два дня я вела себя спокойно, даже равнодушно, да и Загид был дома.

– Идите, – сказала я ей. – Все хорошо.

Когда за Расимой-апа захлопнулась дверь, я перевела дух и пошла на мужскую половину. Распорядок дня Загида мне давно известен, надо было только убедиться, что сегодня по каким-то причинам он не изменил своей дневной привычке. Едва я подошла к комнате Загида, как поняла, что все в порядке: из-за двери раздавался громкий храп, пасынок, как всегда, лег вздремнуть после сытной еды. «Дремал» он обычно не меньше двух часов, и этого времени должно было хватить.

Я спешно оделась, не забыв про теплый платок и вязаную кофту под осеннее пальто (на улице было ветрено и пасмурно), обняла и поцеловала всех детей по очереди, но сыновей приласкала особенно, хотя и была уверена, что скоро вернусь. Наказав им, чтобы вели себя хорошо, я вышла из дома и быстро пересекла двор, ежесекундно ожидая за спиной грозного окрика Загида – вдруг ему вздумалось проснуться раньше времени и выглянуть в окно? Вжав голову в плечи, я почти бегом достигла ворот, открыла калитку и спустя мгновение оказалась по ту сторону.

Не разбирая дороги, надвинув платок по самые брови и подняв воротник пальто, я припустила к дому отца. По счастью, улица была почти пустынна, если не считать нескольких детей да стариков, которые сидят на своих лавочках в любую погоду. Я так боялась, что меня хватятся и вернут назад, что совсем не думала о том, как примет меня отец. Все, чего я хотела – поскорее оказаться в его доме.

На кухне Жубаржат изумленно глядит на меня, неспособная произнести хоть слово.

– Где отец? – спрашиваю я, развязывая платок и расстегивая пуговицы; от спешки мне стало жарко в кофте и пальто.

– Вай, Салихат, случилось что? – К Жубаржат возвращается голос: – С детьми, да?

Я качаю головой и обессиленно опускаюсь на стул. Вот сейчас, услышав наши голоса, в кухню войдет отец… Что он скажет? Что я ему скажу? Как объясню, что творится в доме Джамалутдина последние дни?

– Дома он? – повторяю настойчиво, хотя где ему еще быть, наверное, спит после обеда.

– Нет. – Жубаржат растерянно смотрит на меня, потом наливает в стакан воды. – На вот, выпей. Белая совсем…

– Когда вернется? Мне срочно…

– Да ведь он только вчера уехал. Не знаю, когда вернется…

– Уехал? Куда уехал?

– В Махачкалу. Джанисат с собой в машину взял. К врачу ее повез, тому, который по детям. Детей-то у них так и нету. Ну, это он только говорит, что врач для Джанисат, стал бы он с ней возиться, как же! Сам не может ничего, перед соседями стыдно, что жена пустая ходит, вот и решил потратиться, все свои сбережения вынул, представляешь? Детям лишнее пальто не купит, говорит – пусть старое донашивают, а как приспичило еще одного родить, так…

– Ай, погоди. – Я не слышу, что еще говорит Жубаржат, устало прижимаюсь лбом к коленям и, обхватив себя руками, раскачиваюсь от безысходности и отчаяния.

В этот момент в кухню вбегают дети. Их всего семеро, но кажется, будто налетел школьный класс – такие они шумные. Мои младшие братья и сестры кричат, смеются и норовят меня обнять, так соскучились. Да и я по ним тоже, и в другое время обязательно стала бы их целовать и тормошить, но сейчас не могу.

Жубаржат строго говорит детям всего несколько слов, и в кухне вновь наступает тишина. Когда я поднимаю голову, их уже и след простыл. Только в приоткрытую дверь заглянуло любопытное личико Алибулата, но его кто-то потянул сзади, и малыш исчез.

– Давай-ка рассказывай, – говорит мачеха, берет стул и садится рядом.